Доного Х. М. Нажмуддин Гоцинский

   (0 отзывов)

Saygo

В истории Дагестана, пожалуй, нет такой исторической личности, как Нажмуддин Гоцинский, жизнь и деятельность которого за последние 80 лет описывали бы столь воинствующе негативно. Он считался и до сих пор считается "главным врагом Советской власти и трудящихся" в Дагестане, "лжеимамом", "главарем банд", "барановодом", "злодеем, погубившим массу народа", и т.п.

Дата его рождения официально не установлена, в разных исторических источниках указываются 1859, 1862 и 1865 годы. Такое расхождение в датах объясняется тем, что горцы по мусульманским обычаям мало внимания уделяют дню своего рождения.

Нажмуддин Гоцинский родился в небольшом высокогорном аварском селении Гоцо Аварского округа. Он был представителем одного из знатных родов Аварии, имевшего родственные отношения с Аварским ханским домом. Его отец, Доного Мухаммад, влиятельный в Дагестане человек, являлся наибом имама Шамиля, а после окончания Кавказской войны состоял на службе в царской администрации на Кавказе, имел российские награды и дослужился до ротмистра. В 1889 г. во время посещения Кавказа Александром III бывшему шамилевскому наибу был пожалован перстень с рубином и бриллиантом "за отлично усердную службу и преданность правительству"1.

Доного Мухаммад, являясь высокообразованным и культурным по тем временам человеком, знатоком ислама, придавал огромное значение воспитанию и образованию двух своих сыновей. Старший - Абдулатип, обучаясь у известных учителей, овладел многими науками и шариатскими 2 знаниями, которые в то время были доступны в Дагестане. В последующем он открыл медресе3 в селении Нижний Дженгутай, на родине своей матери, и полностью посвятил свою жизнь науке, литературной и педагогической деятельности. Медресе пользовалось популярностью, являясь по тем временам одним из лучших в Дагестане; слава о молодом ученом облетела всю Страну гор. В 1889 г. Абдулатип без разрешения царских властей совершил поездку (паломничество) в Мекку, а по возвращении в Дагестан был за самовольный выезд за границу арестован и отправлен в ссылку в сел. Обоянь Курской губернии, где вскоре скончался.

%D0%93%D0%BE%D1%86%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9.jpg

Так же как и старший брат, Нажмуддин прошел все ступени серьезного религиозного обучения. Окончив медресе и получив высшее духовное образование, 19 декабря 1880 г. он поступил на службу нукером (всадником) к начальнику Дагестанской области князю Н. З. Чавчавадзе4. Через три года за хорошую службу Гоцинский был награжден серебряной медалью "для ношения в петлице"5. 9 августа 1891 г. Нажмуддина избрали депутатом Дагестанского народного суда, состоявшего, как правило, из "именитых и сведущих туземцев", где судебные дела решались на основе адатов и шариата.

В ноябре 1895 г. Гоцинский был назначен Койсубулинским6 наибом в Аварском округе (его отец прослужил на этой должности 24 года). В одном из его биографических очерков говорится: "С одной стороны, богатство, с другой стороны, высокое положение; будучи администратором и ученым, алимом по-арабски, Нажмуддин пользовался почетом среди народа, и сам он имел большое желание увеличить свой почет, сильно стремился к этому. Даже темному народу он доказывал, что весь Дагестан в его руках, и народ относился к нему с большим почетом, в особенности в бытность его наибом"7.

После смерти отца и старшего брата Нажмуддин стал единственным продолжателем рода Гоцинских, получив в наследство большое состояние, недвижимость, скот, пастбища. Когда Нажмуддин сопровождал свои отары, местная ребятня радостно передавала эту весть друг другу, так как дети, сироты, встречая у дороги отары имама, получали, как правило, от него в виде садака (благотворительного подношения) ягнят или овец. По этому поводу он разъяснял: "Люди говорят о моих землях и кутанах (летнее пастбище. - Д. Х. М.). Верно, у меня есть земли, согласно шариату перешедшие ко мне от отца. Отец мой ни у кого не взял эти земли силой, он купил их у мусульман, имевших на руках законные документы. Если есть человек, желающий оспаривать у меня эти земли, пусть придет, согласно шариату, с нужными документами, и я ему их отдам"8. Между тем наличие огромного количества баранов служило у части населения веским аргументом в подтверждение того, что целью всей борьбы Гоцинского являлось сохранение своего имущества.

В 1903 г. с разрешения военного губернатора Нажмуддин отправился в длительную поездку по Турции. Это был первый и единственный выезд Гоцинского за пределы Российской империи. Турция давно манила горца своими святынями, учеными. Еще свежи были в памяти рассказы покойного брата об этой удивительной стране. Направляясь в столицу Оттоманской империи, Нажмуддин питал себя надеждой встретиться с "падишахом всех мусульман" - султаном Абдул Хамидом.

Главный духовный воспитатель при султанском дворе шейх Мухаммад Запир с радостью встретил Нажмуддина. В свое время он с большим почетом принял в Стамбуле Абдулатипа, который своими познаниями удивил тогда многих местных ученых. Шейх организовал младшему брату Абдулатипа прием у султана Турции Абдул Хамида II, что было тогда очень трудно. После короткой беседы о жизни мусульман в России, и в частности на Кавказе, Гоцинский "просил султана, чтобы он разрешил ему стать имамом Дагестана. Султан одобрил желание Нажмуддина, но заметил, что такое разрешение, к сожалению, дать не может, так как Дагестан находится в составе России. Султан сказал: "А вы старайтесь, если удастся, будет очень хорошо""9. Разговор проходил на турецком языке, которым хорошо владел Нажмуддин. Под впечатлением от встречи с султаном Гоцинский сочинил ему оду, которая была опубликована в одной из стамбульских газет.

По возвращении в Дагестан Гоцинский преподавал в духовных школах (мектебах) Аварского округа. Сохранились его высказывания по этому поводу: "Я обучался, насколько хватало моих сил, светским и духовным наукам и обучал этому многих алимов. В этом была моя цель - принести пользу мусульманской нации и предохранить шариат от унижения. Я не брал денег, сделавшись кадием, или учителем. Мое стремление было направлено к Аллаху и Его религии, но никак не к богатству в жизни"10.

Пребывание Нажмуддина в Турции вызвало недовольство царских властей, и с этих пор Гоцинского, которого горцы якобы предназначали в правители Дагестана, подозревали "в объединении всех магометанских племен Дагестанской области". Распоряжением министра внутренних дел "было предложено установить тщательное наблюдение за лицами, прибывающими из Турции в целях распространения в России панисламской и пантюркской идеи"11. В справке Департамента полиции по Кавказскому краю говорилось: "По имеющимся секретным сведениям, Натчбутин (Нажмуддин. - Д. Х. М.) на средства, которыми располагал для агитации, купил в Турции 1500 ружей, которые и были доставлены контрабандным путем на Кавказ и розданы дагестанцам. Помимо этого, он имел постоянные письменные отношения с проживающим в Константинополе членом совета турецкого Министерства народного просвещения, который через своих агентов вел усиленную агитацию среди кавказских мусульман в сторону объединения с турками, обещая турецкому правительству поднять мусульман всего Кавказа в случае войны России с Турцией или осложнений на азиатской границе"12. Но опасения царской администрации оказались напрасными. Хотя Гоцинский, как и многие представители дагестанского духовенства, надеялся на помощь Турции в создании своего независимого государства, этого не произошло.

8 марта 1906 г. наместник Кавказа граф И. И. Воронцов-Дашков обнародовал циркуляр "По выборам в Государственную думу гг. военным губернаторам, губернаторам, начальникам областей и отдельных округов Кавказского края"13. Гоцинский, как землевладелец Темирханшуринского14 округа, являлся одним из кандидатов от Дагестанской области в депутаты на выборах в I Государственную думу. Однако в Дагестане количество избирателей, решивших не голосовать (под влиянием агитации Темирханшуринской организации РСДРП во главе с Д. Коркмасовым, требовавшей демократических свобод, конфискации помещичьих земель и др.), было так велико, что "областное избирательное бюро отказалось от проведения выборов, и в Дагестане выборы в Думу не состоялись"15.

Нажмуддин Гоцинский пользовался авторитетом среди духовенства и жителей Нагорного Дагестана и Чечни. Нередко как большой знаток шариатского права он занимался миротворческой деятельностью, в частности налаживал взаимоотношения между жителями Аварского и Андийского округов и Чечни. (Когда в начале 1917 г. обострились их отношения из-за земли, передвижения населения Нагорного Дагестана по территории Чечни с целью приобретения хлеба и т.д., Гоцинский участвовал в урегулировании конфликта.)

За всеми действиями бывшего царского наиба следили власти. Из справки и.о. директора Департамента полиции С. П. Белецкого видно, что полиция установила тщательную слежку за деятельностью мусульманского духовенства, религиозных школ, отдельных деятелей. "Как далеко зашли мечты мусульман в области стремления к объединению всего мусульманского мира, - говорится в справке, - можно судить по следующему случаю, имевшему, по словам нештатного вице-консула в г. Брюсселе, место среди кавказских магометан во времена последнего брожения в Персии и Турции: мусульмане-дагестанцы в 1907 - 1908 гг. выбрали себе на случай возникновения волнений среди кавказских магометан вождя в лице Натчбутина Магомеда-оглы, которого предназначали, в случае удачного окончания этого движения, в правители Дагестана"16.

В ряде районов края развертывалось сопротивление русификаторской политике царизма. В Дагестане оно приняло форму "антиписарского" движения, направленного против попыток русифицировать делопроизводство в сельских обществах, в частности, введением русского письмоводства.

Горцы встретили эту реформу враждебно. "Власть шейхов и мулл настолько сильна, - писал в своем отчете военный губернатор Дагестанской области С. В. Вольский, - что парализует вообще всякую попытку приобщить население к общему порядку государственной жизни, просветить его и сблизить с русскими интересами"17. Отрицательная реакция духовенства отчасти объяснялась его экономическими интересами. Введение русского делопроизводства сокращало доходы мусульманского духовенства, поскольку делопроизводство в сельских обществах вели кадии18. Примириться добровольно с этим нововведением муллы и кадии не пожелали и со своей стороны приняли все меры к тому, чтобы воспрепятствовать проведению реформы.

Они сумели убедить население, что вслед за введением русского письмоводства последуют и другие реформы: введение воинской повинности, упразднение горских судов и адатов, всеобщая перепись для увеличения налогов и т.п., а также предупреждали об опасности, которая грозит мусульманской религии, что находило себе подтверждение в гонениях на арабский язык, на котором совершалась служба в мечетях.

Во многих округах Дагестана прошла волна выступлений. 13 марта 1914 г. толпа восставших (до 6 тысяч) подошла к Темир-Хан-Шуре, где была остановлена войсками во главе с губернатором. К вечеру горцы были оттеснены, а к утру 14 марта - рассеяны. Но и власти, встретив упорное сопротивление горцев, вынуждены были отказаться от принудительного проведения реформы.

Кто же проводил агитацию среди горцев о неподчинении властям? Работу в селах вели местные представители духовенства, а общее руководство принадлежало Нажмуддину Гоцинскому, имевшему большой авторитет среди горцев благодаря своей учености и попавшему в немилость у начальства области. "Богатство и влияние обеспечивали ему независимое положение. Он сам всюду любил похвастать своими столкновениями с губернатором"19, - вспоминал полковник Джафаров. Не случайно "военный губернатор Вольский, подозревая в этом движении организатором Нажмуддина, хотел его выслать из Дагестана, и только заступничество Халилова спасло его от этой кары"20.

Царская администрация бдительно наблюдала за настроениями и действиями горцев. Получив телеграфное распоряжение министра внутренних дел, начальник Бакинского губернского жандармского управления по розыску полковник С. Ф. Северитовский 27 октября 1916 г. предписал своему помощнику по Дагестанской области детально осветить настроение горцев "во всех сферах общественной жизни, озаботившись немедленным приобретением для сего солидных осведомителей и сотрудников", и докладывать регулярно. В секретном письме помощника кавказского наместника князя В. Н. Орлова Северитовскому (ноябрь 1916 г.) говорилось о том, что "среди кавказских мусульман происходит в настоящее время весьма серьезное брожение". В связи с этим он просил следить за настроениями мусульман, "направив в этом отношении соответственным образом агентуру и наблюдение", и "командировать в Дагестанскую область одного из опытных офицеров вверенного вам управления, для самого всестороннего изучения настроения и чаяний мусульман в настоящее время. Командировка эта должна быть секретной, и для нее должен быть избран благовидный предлог и соответственная обстановка"21.

Определенная работа по сбору сведений о настроениях мусульман была проведена. В январе 1917 г. наместник получил две агентурные записки. Агент "Омар" сообщал: "По поводу настроения в настоящее время мусульман Кавказа необходимо отметить, что внимание их главным образом сосредоточено на вопросе о проведении в жизнь распоряжения о призыве мусульман на военные работы. В этом направлении особенно остро реагируют мусульмане Северного Кавказа, в частности мусульмане Дагестанской и Терской областей... Между последними состоялось соглашение, по которому они обязались ни в коем случае людей на работы не давать и в случае насилия со стороны властей оказать вооруженное сопротивление, взаимно поддержав друг друга... Самыми влиятельными и популярными деятелями мусульманского движения в Дагестане считаются Нажмеддин Эфенди (известный также под фамилией Гоцинский), Таджаддин Эфенди - житель селения Карабудахкент22 и некий Мулла Али Лау в Акушах23. К голосу их прислушивается весь Дагестан, и от решения их главным образом зависит то или иное направление политических воззрений местных мусульман". В другой записке агент "Мурад" также доносил, что Нажмуддин Гоцинский является "одним из самых популярных на Северном Кавказе лиц"24.

28 февраля 1917 г. чиновник по особым поручениям при кавказском наместнике Г. Баммат, оказавшийся в то время в столице по делам, телеграфировал военному губернатору Дагестанской области в Темир-Хан-Шуру о начале революции в России. С этого момента в Дагестане развернулась политическая борьба между чиновниками теперь уже бывшей областной администрации и представителями дагестанской интеллигенции. "В борьбе за власть на сцену выступают две группы шуринской "общественности": русское чиновничество, по старой привычке пожелавшее стать у руля хотя бы и нового корабля и тем не упустить бразды правления над "туземцами", во-первых, из своих, а во-вторых, из русских рук, и туземная торгово-промышленная и помещичья клика в блоке с туземным же чиновничеством"25.

В один из мартовских дней на многолюдном собрании горожан в Темир-Хан-Шуре после многочисленных речей и выступлений было решено вместо свергнутой царской власти, которую представлял генерал-губернатор области, создать выборный комитет. Выборы прошли в острой борьбе. 9 марта в Темир-Хан-Шуре был создан Временный Дагестанский областной исполнительный комитет, действовавший в поддержку Временного правительства. В его состав вошли представители различных слоев и течений. В числе представителей мусульманского духовенства от Аварского округа был и Нажмуддин Гоцинский.

Создание исполкома, то есть появление гражданской власти, было для Дагестана большим событием. Для Гоцинского же деятельность в исполкоме стала дебютом в политической жизни.

В апреле 1917 г. в Темир-Хан-Шуре было создано общество "Джамият уль-Исламие" ("Исламское общество"). В него вошли крупные землевладельцы, предприниматели, лидеры мусульманского духовенства. Нажмуддин Гоцинский, не имевший большого влияния в областном центре, решил оказать этой организации свою поддержку. Она была настолько значительной, что организация получила возможность создать свои милицейские отряды, издавать газету "Джаридату Дагестан" (на арабском языке), а в итоге создать шариатский блок. Основным соперником шариатского блока в борьбе за власть была Социалистическая группа, состоявшая преимущественно из представителей местной интеллигенции (Д. Коркмасов, М. Дахадаев, А. Тахо-Годи, М. Хизроев, А. Зульпукаров, С. Габиев и др.) и объединявшая местные революционно настроенные национальные силы. Целью Дагестанской Социалистической группы была "борьба за интересы трудящихся против горской контрреволюции".

После того как в новый состав выборного исполкома прошли в большинстве социалисты (они объединились с рабочими и солдатскими депутатами, а также привлекли на свою сторону путем умелой агитации некоторую часть делегатов съезда), перед шарблоком встала задача распространить свое влияние на весь Дагестан.

В сентябре 1917 г. в противовес исполкому на основе общества "Джамият уль-Исламие" был создан Мусульманский национальный комитет (под председательством Д. Апашева), или, как он стал в дальнейшем называться, "Милликомитет". Вскоре возникло двоевластие: с одной стороны, власть "социалистического" исполкома, с другой - шариатского "Милликомитета".

Влияние каждой группировки Гоцинский учитывал. С недоверием относился к князьям, офицерам, чиновникам, полагая, что за ними нет реальной силы, и что им больше нужен он, чем они ему. С большой осторожностью относился Нажмуддин к социалистам, чувствуя в них непримиримых политических противников, обладающих реальной потенциальной силой. В политической борьбе свои главные надежды Гоцинский возлагал на Нагорный Дагестан, особенно на аварские районы, и, как показали дальнейшие события, оказался прав.

Было бы неверным утверждать, что, кроме Гоцинского, в Дагестане того времени не было известных религиозных деятелей. Их было немало: шейх Хасан Кахибский, шейх Сайпула Кади Башларов, Дарбиш Мухаммад Хаджи, шейх Али Хаджи Акушинский, Тажуддин Кади, Джамалуддин из Карабудахкента, Али Каяев и многие другие, благо Дагестан всегда славился обилием алимов - образованных, ученых в религиозном плане людей. "Но такой славы, как у Нажмуддина, в особенности в горах, ни у кого не было, - свидетельствовал участник событий полковник М. Джафаров. - Самое же главное, ни у кого из них не было такого богатства, как у него, никто из них не был способен подкупом или другими средствами подчинить себе других, заставить себя слушаться"26.

Уже тогда, на раннем этапе своей общественно-политической деятельности, Нажмуддин понял, что одними лозунгами власть ему не получить, за нее предстоит бороться и одним из решающих факторов победы будет военная сила. В связи с этим Гоцинский со вниманием относился к офицерам, полагая, что в нужный момент, они смогут оказать ему ценную помощь.

"Стремительный развал царского самодержавия в феврале 1917 г., вызвавший к историческому творчеству все народы, классы и слои населения, определил особенности общественного развития, внес свои коррективы в обычный ход исторического процесса. Не являлся в этом плане исключением и многонациональный Северный Кавказ"27. Собравшиеся в марте 1917 г. во Владикавказе представители горской интеллигенции предприняли попытку создать независимое государственное образование на Северном Кавказе и с этой целью созвать съезд северокавказских народов.

1 - 10 мая во Владикавказе проходил I съезд представителей горских народов Кавказа. В работе съезда приняло участие 300 (по другим данным 340) делегатов, представители почти всех народностей Северного Кавказа и Дагестана. В результате был образован Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, а также избран исполнительный орган - Центральный комитет Союза, в который вошли нефтепромышленник, бывший всадник конвоя ЕИВ, офицер А. Чермоев (чеченец), коннозаводчик П. Коцев (кабардинец), кумыкский князь Р. Капланов, князь шамхал Н. Тарковский (кумык), инженер З. Темирханов (кумык), выпускник Сорбоннского университета юрист Г. Баммат (кумык) и др. По единогласному избранию Гоцинский стал муфтием, то есть духовным главой мусульман, председателем правления Горского духовного управления.

Некоторые лидеры духовенства Дагестана победу Февральской революции и предоставление народам России, в том числе и Кавказа, демократических свобод решили использовать для образования на Северном Кавказе имамата - теократического государства.

В августе 1917 г. в дагестанском селении Анди намечался созыв II съезда горских народов Кавказа. "Причина созыва съезда в отдаленном ауле в дагестанских горах была в том, чтобы народы Дагестана, находясь вдали от расположения войск, могли высказываться свободно о своих нуждах и обсуждать проблемы без давления силы, чуждой их духу и быту"28.

Чем была вызвана необходимость через три с лишним месяца после предыдущего проводить еще один съезд? По мнению членов Центрального комитета созданного Союза, первый съезд не дал тех результатов, которых можно было от него ожидать: "Заваленный текущей работой, Временный центральный комитет не имел возможности достаточно разработать предполагавшиеся к обсуждению вопросы. Доклады составлялись уже на самом съезде, в атмосфере, не дававшей серьезных гарантий в продуманности их содержания... Ряд вопросов первостепенной важности, как аграрный, продовольственный, народного просвещения, духовного управления, не получил окончательного разрешения на первом съезде"29.

17 августа, то есть до официального открытия съезда, на берегу Андийского озера, в нескольких километрах от селения Анди, не дожидаясь, пока соберутся члены Центрального комитета и другие участники съезда, инициативу в свои руки взял Узун Хаджи. Шейх Узун Хаджи из аварского аула Салта, сыгравший особую роль в избрании имамом Гоцинского, являлся горячим сторонником создания имамата. Понимая, что взять на себя руководство в этом деле ему не под силу, как дальновидный человек, он примкнул к Гоцинскому - ученому, богатому и популярному среди горцев деятелю, видя в нем будущего имама. По словам Джафарова, "на этом новом фронте Узун Хаджи проявил удивительную энергию, решимость и настойчивость. Нажмуддин Гоцинский, хотя и очень умный человек, был тяжел на подъем... Он никогда бы не решился на такой смелый шаг, если бы не Узун Хаджи. Это Узун Хаджи вывел его на свет и постоянно толкал его к действию"30. Он со своими многочисленными сторонниками, невзирая на не собравшийся съезд, провел там обряд избрания Нажмуддина Гоцинского имамом - духовным и светским главой мусульман Дагестана и Северного Кавказа. В этом событии принимали участие представители народов Северного Кавказа, Азербайджана, Грузии, Украины, казачьих войск.

Свидетель происходившего, известный в будущем дагестанский художник Халил Бек Мусаясул вспоминал: "Ранним утром следующего дня гул барабанов и пронзительные звуки зурны возвестили о появлении имама из Гоцо и его соратника Узун-Хаджи. В окружении своих мюридов, певших священные песни, и в сопровождении сотен всадников он производил впечатление сильной, внушающей уважение личности. Он был провозглашен имамом Дагестана и Северного Кавказа. Яркие, впечатляющие дни, проведенные у берегов сияющего зеленого Андийского озера - сверкание оружия, полыхание знамен, топот копыт, яркие одежды. Высокие тюрбаны знати и темные мрачные фигуры горцев в огромных папахах и величавых бурках, с резкими, обветренными лицами, казавшимися такими же древними, как и их скалистые горы, - являются самыми незабываемыми картинами жизни, запечатленными в моем сердце"31.

Такие события предшествовали съезду; они более известны и значимы, нежели работа самого съезда. 20 августа в селении Анди, куда прибыли, наконец, опоздавшие члены Центрального комитета Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, должен был открыться съезд. Но провести заседание съезда с участием всех делегатов все-таки не удалось. Представители духовенства взяли инициативу в свои руки. При скоплении огромного количества народа пришлось ограничиться коротким совещанием, на котором часть делегатов выразила свое несогласие с выборами имама и требовала объявить Гоцинского, как ранее, муфтием. "Часть учившихся по-русски дагестанских делегатов, не враждебная Нажмуддину, и часть алимов, чувствуя, что избрание имама повлечет за собой тяжелые последствия, обсудили на совещании этот вопрос и постановили переименовать имама в "муфти" - духовного отца. К этому они склонили и Нажмуддина Гоцинского"32.

Сам Нажмуддин, большой знаток шариата, если в глубине души и мечтал стать именно имамом кавказских мусульман, все же должен был признать неправомерность такого избрания. Согласившись со званием муфтия, он открыто заявил об этом в своем обращении ко всем кавказским народам, напечатанном в местной газете "Мусават" 18 октября 1917 года.

И все-таки, происшедшее вошло в историю как съезд, на котором Гоцинский был избран имамом. Хотя представители властных структур ранее утвердили его муфтием, большая часть духовенства северокавказского региона, принявшая участие в работе съезда, все же признала за ним имамство33.

Поскольку съезд в Анди не состоялся в том виде, как его задумывали организаторы, представителями горских народностей тогда же было решено вместо несостоявшегося созвать новый съезд, на этот раз во Владикавказе. Съезд начал свою работу 20 сентября; в его программу входили те же самые вопросы, которые предполагалось рассмотреть на Андийском съезде. Первый пункт программы состоял в рассмотрении духовных дел мусульман. И на этот раз муфтием Северного Кавказа и Дагестана делегаты съезда единогласно избрали Гоцинского. Известие об этом избрании было передано во все северокавказские республики: "Муфтий Кавказа. Алим Нажмуддин Гоцинский, так же, как на Андийском съезде, был избран муфтием всех кавказских мусульман и на Владикавказском съезде горских народов Кавказа"34.

5 ноября по приглашению чеченцев Нажмуддин прибыл в Гудермес прочитать проповедь в осуждение грабежей и насилий, принявших в Чечне массовый характер. "Те мусульмане, которые посягают на имущество ближнего, - сказал в частности муфтий, - должны считаться вне религии, борьба с этими отщепенцами общества вменяется в священный долг каждому правоверному мусульманину. Шариат предписывает самые суровые меры борьбы с посягателями на чужую собственность; эти меры я буду проводить с суровой беспощадностью и неуклонностью. Пусть знают все, что каждый посягнувший на имущество русского или казака будет подвергнут смертной казни; каждому кто произведет кражу у мусульманина будет отсечена рука; убитых или казненных грабителей и разбойников не будут хоронить согласно обрядам нашей религии, а будут зарывать, как нечистую падаль, вне кладбища. С теми, кто чинит насилие над русскими нашими друзьями-казаками, я, повторяю, буду особенно неумолим, так как в переживаемое тревожное время мы должны сохранять самые лучшие отношения с соседями; те, кто нарушает наше мирное сожительство с соседями и грозит ввергнуть наш край в анархию, являются врагами ислама"35. Слушатели восторженно принимали все предложения муфтия и дали торжественное обещание беспрекословно повиноваться всем его указаниям. Собрание затянулось до 6 часов вечера и закончилось общей молитвой.

23 ноября в Темир-Хан-Шуре состоялся II Всеобщий съезд дагестанских представителей, на котором избрали новый состав Исполнительного комитета, куда на этот раз не вошел ни один представитель социалистов. Гоцинского, как и ранее во Владикавказе, утвердили в сане муфтия.

Вновь избранный Исполком оказался неработоспособным. К концу осени военные гарнизоны в Дагестане начали эвакуацию крепостей. Серьезной проблемой стала сдача оружия уходившими гарнизонами. Каждая из политических группировок пыталась завладеть оружием в крепостях. В это время активную деятельность начал Узун Хаджи, разъезжая со своими приверженцами по селам и от имени имама изгоняя старых представителей власти; на их место он ставил новых лиц - из окружения Гоцинского.

Обстановка в Дагестане становилась неуправляемой. Часть горцев признавала лишь власть имама Гоцинского, другая примкнула к социалистам, третья подчинялась избранным комитетам и комиссарам. В народе распространялись предания о деяниях и поучениях имама, его строгом следовании заветам ислама. По преданию, однажды в гости к муталимам (ученикам религиозного учебного заведения) села Кебачи явился Нажмуддин. В беседе с местным дибиром (сельским муллой) имам интересовался бытом местных жителей. Со слов дибира выяснилось, что заката (налог в пользу нуждающихся мусульман) собирается так много, что излишками (пшеницей) он иногда кормит свою лошадь. Поняв, что дибир без надобности собирает закат, Нажмуддин спросил его, пьет ли он водку. Дибир растерялся, ответив, что об этом даже спрашивать грешно. Тогда имам заявил ему, что, чем так без надобности собирать закат, он лучше бы пил водку, то есть еще более грешно собирать с людей закат, если он идет не по назначению.

Другое предание гласит: Однажды Гоцинский пригласил к себе дагестанского художника Халил Бека Мусаясула, о котором много был наслышан. "Ты разве не мусульманин?" - сурово спросил имам, со скрытым восхищением разглядывая портреты известных деятелей тех лет. "Мусульманин", - невозмутимо отвечал юноша. "Почему же усердствуешь в своем грехе? Или ты не слышал, что на том свете Аллах предложит тебе оживить все, что ты изображал, и до тех пор, пока ты этого не сделаешь, будешь мучиться в аду?" - "Слышал, - улыбнулся Халил Бек. - Но каждый раз я провожу ножом по горлу изображенного существа, как бы умерщвляя его: пусть Создатель знает, что я не стремлюсь соперничать с ним". - "Вот как! - усмехнулся имам. - Тогда нарисуй и меня".

В условиях нараставшей напряженности на 10 января 1918 г. в Темир-Хан-Шуре было намечено проведение III Всеобщего съезда дагестанских представителей, который принял бы меры по наведению порядка в крае. На съезд были приглашены Гоцинский и Узун Хаджи, и они решили воспользоваться этим событием, чтобы показать свою силу, и привели за собой большой отряд горцев с Нагорного Дагестана. "В 6 часов вечера улица наполнилась непрошеными гостями в количестве шести тысяч человек. Они группами шли через город вниз. Взрослые и молодые жители города испугались этой опасности. Воины прибывающей армии имели на голове зеленые, красные чалмы. У многих не было винтовок; те, кто не имели винтовок, держали в руках обнаженные кинжалы, револьверы, сабли. На красных, голубых знаменах, которые несли воины прибывающей армии, были написаны разные молитвы, во главе армии ехал на коне с обнаженной саблей борец Али Клыч36, с обеих сторон его шли несколько телохранителей. Таким строем армия остановилась перед зданием Комитета Дагестанской области. Каждая группа армии ушла в казармы для ночлега, оставленные ушедшими солдатами. Часов примерно в 8 вечера на улицах было видно очень мало людей, голоса затихли. Ночью не было слышно другого звука, кроме одного, двух холостых ружейных выстрелов. Народ провел ночь в ожидании, что же произойдет утром"37.

Шеститысячное войско Гоцинского выглядело в небольшом городе очень многочисленным, и горожане пребывали в некоторой панике, полагая, что будут беспорядки. Но горцы никому никакого ущерба не причинили, и все время своего пребывания в городе вели себя пристойно. Как только отряды вошли в город, Гоцинский сразу же поставил караул вокруг православной церкви, чтобы кто-нибудь из радикально настроенных горцев не нанес урон имуществу храма и прихожанам, а еврейское население, собрав 3 тыс. рублей, поднесло их Нажмуддину для нужд войска.

На следующий день, 12 января, представителями духовенства Гоцинский был вновь объявлен имамом, а в 6 часов вечера того же дня начал свою работу III съезд. "По вопросу об имамстве мнения алимов разделились... Властные структуры, как и прежде, утверждают его муфтием, а не имамом. В народе его по привычке продолжали называть имамом... Сам же Гоцинский названию своей должности особого значения не придавал. Он считал главным стоять на службе шариату и народу"38.

Объясняя переименование своей должности из имама в муфтия, Гоцинский говорил, что "это было сделано для того, чтобы мусульмане и русские, не бывшие в курсе этого дела, не подумали бы, что с избранием имама нарушатся мирные отношения между русскими и мусульманами. Дело обстоит не так, главнейшая цель этого следующая: установить еще теснее взаимоотношения между нашими и русским народами, устранить всякую возможность к беспорядкам и столкновениям между ними". С уважением относился Гоцинский ко всем религиозным конфессиям в Дагестане; он также считал неправильным плохое отношение мусульман к русским войскам, к русскому населению Дагестана. Подчеркивая многонациональность Кавказа, муфтий наставлял мусульман: "Не причиняйте вреда и ущерба иноверцам, грузинам, русским и евреям. Уважайте соседство"39.

В отличие от радикально настроенного Узун Хаджи, остававшегося ярым приверженцем имамата, Гоцинский не был сторонником вооруженных конфликтов и старался не проливать кровь. Несмотря на стремление стать лидером мусульман, он проявил мало решимости и не сумел воспользоваться благоприятной ситуацией, довести начатую операцию до победного конца и не смог удержаться у власти.

Социалистическая группа, находившаяся в замешательстве и бездействовавшая во время вступления в Темир-Хан-Шуру отрядов Гоцинского, вскоре развила лихорадочную деятельность, причем довольно успешную. После ухода из города основной массы вооруженных горцев социалисты созвали из близлежащих аулов Темирханшуринского округа местных жителей, настроенных против Гоцинского, и на митинге избрали главой дагестанского духовенства шейха Али Хаджи Акушинского, человека праведной жизни, глубоко религиозного, сочувствовавшего социалистам, популярного в долинах и предгорьях Дагестана. По мнению социалистов, "надо было сбить Нажмуддина с его пьедестала", нанеся ему тем самым чувствительный и болезненный удар, и это им удалось. "Отсюда начинается взаимная неприязнь Али Хаджи и Нажмуддина, которая, - как свидетельствовал Тахо-Годи, - в разные моменты развития революции приносила неоценимые услуги делу революционного движения не в одном только дагестанском масштабе"40.

В феврале-марте 1918 г. в Дагестане сложилась непростая обстановка. Социалистов обвиняли в том, что они приглашают большевиков, которые могут вмешаться в жизнь Дагестана. В Порт-Петровске (ныне Махачкала) из оставшихся русских солдат гарнизона были созданы организации (Красная гвардия и Интернациональный полк), которые захватили в свои руки власть и управляли городом по своему усмотрению, не подчиняясь законной власти Дагестанской области.

Дагестанский конный полк и отряды "Милли комитета", по приказу исполкома посланные в Порт-Петровск, после короткого боя относительно легко вступили в город, прогнав большевиков; те бежали частью в Баку, частью - в Прохладное; основные же их силы эвакуировались в Астрахань.

Хотя первоначальная победа досталась легко, исполком, предвидя неустойчивое будущее и стараясь закрепить успех, обратился за помощью к Гоцинскому. Тот со своим штабом прибыл в Порт-Петровск и обосновался там. Большинство местных жителей не были довольны прибытием отрядов Нажмуддина - в городе начались грабежи. Гоцинский, следуя нормам шариата, тщетно пытался навести порядок в Петровске. "Нажмуддин вводил шариатские меры пресечения подобных случаев: так, он всенародно бил палками попавшихся на грабеже и сажал их в тюрьму"41. Для водворения порядка и спокойствия в городе были развешаны объявления, в которых говорилось: "Я, имам Северного Кавказа и Дагестана Нажмуддин Гоцинский, призываю к спокойствию и зову за собой всех, кто жаждет мира и покоя".

В это время из Баку поступило несколько телеграмм от местных богатых предпринимателей (З. Тагиева, М. Нагиева, М. Асадулаева) с сообщением, что 31 марта большевики, во власти которых был город, и примкнувшая к ним часть армян истребили много мусульман и подожгли их дома. События в Баку получили большой резонанс. Нажмуддин отправил в Баку часть дагестанских войск совместно с добровольческими отрядами.

7 апреля на подступах к Баку части Красной гвардии и красной Интернациональной армии, вступив в бой с дагестанскими отрядами, остановили наступающих и затем обратили в бегство. Следом за возвращавшимися в Петровск поредевшими отрядами горцев продвигались части Красной гвардии, которые вместе с Туркестанским полком, прибывшим на пароходах, вскоре обложили город с двух сторон. После непродолжительной перестрелки, ввиду подоспевшей к противнику помощи из Астрахани Гоцинский отдал приказ к отступлению. Город был взят большевиками.

Собрав дополнительные силы, Гоцинский вновь приготовился к военным действиям. 27 апреля его войска пошли в наступление на город. "Сами большевики им не могли оказать сопротивление и, сев на пароходы, готовились отступать. Но в это время им оказали большую поддержку городские жители и рабочие. Последние начали обстреливать из домов и из разных прикрытий войска Нажмуддина. Его дагестанские отряды бились весьма стойко". Но губительную роль сыграли невооруженные "хуржунники", пришедшие с войском с целью грабежа (хуржунниками называли людей, принимавших участие в военных действиях с целью наживы; "хуржун" - походная сумка), они первыми бежали из города и этим внесли замешательство и панику; войско также обратилось в бегство. Из Петровска Нажмуддин поехал прямо к себе в селение, а его войска разбежались.

Таким образом, правление Гоцинского в городе продолжалось около трех недель, после чего здесь вновь была установлена советская власть.

В апреле 1918 г. Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана обратился к ряду государств Европы с просьбой признать правительство Горской Республики. 11 мая 1918 г. на Батумской международной конференции было объявлено о создании Горской Республики и о ее признании Турцией и Германией. Через день правительство Горской Республики направило правительству РСФСР ноту о создании Горской Республики. В ответ на протест Советского правительства председатель правительства Горской Республики А. Чермоев обратился к Турции за помощью в борьбе с Советской властью, и в Дагестан прибыла партия военных специалистов во главе с полковником Исмаилом Хакки Беем, который сразу же приступил к организации войск для борьбы с большевиками.

В горах Нажмуддин продолжал поднимать народ на борьбу с большевиками. По преданию, послушать его проповедь собрались в мечети мужчины селения Буртунай. Выслушав призыв бороться против советской власти, мусульманин задал вопрос: "Что даст нам газават?" - "Рай!" - ответил имам. "Это для мертвых, а для живых?" - спросил тот же голос. Нажмуддин помолчал и потом сказал: "Ад!"

Вооруженные столкновения продолжались до августа 1918 г., когда в Дербент, а затем и в Петровск вступили части войскового старшины Л. Ф. Бичерахова42. Во время действий Бичерахова в Дагестане Гоцинский воздерживался от политических выступлений, оставаясь постоянно у себя в Гоцо. Вступивший в соглашение с Бичераховым Нух Бек Тарковский43 был официально объявлен диктатором Дагестана и властвовал до тех пор, пока 8 ноября 1918 г. под натиском турецкой дивизии Юсуфа Иззет Паши44 бичераховские отряды не покинули Петровск на 15 пароходах.

Гоцинский сдержанно принял известие о приходе турок, хотя раньше говорил об этом с воодушевлением. Сейчас он понимал, что его влияние на горцев упадет, что и произошло. Турецкое командование отнеслось к муфтию без особого почтения; он вновь удалился в Гоцо и оставался там в ожидании лучших времен.

Ждать пришлось не долго. Обстановка на западном фронте сложилась в пользу Антанты; англичане и их союзники предложили туркам эвакуироваться из Дагестана в течение 48 часов.

27 - 29 ноября 1918 г. в Баку делегация Горской Республики в составе А. Чермоева, И. Гайдарова, Г. Баммата попыталась договориться с представителями Союзных держав о признании независимости республики. Однако решение этого вопроса было отложено до рассмотрения на мирной конференции держав-победительниц. В то же время представитель Союзных держав, командующий английскими войсками в Баку генерал В. М. Томсон предложил делегации объединиться с казачеством Терека и образовать коалиционное правительство для оказания реальной помощи А. И. Деникину в борьбе против Советской власти45.

В результате 15 декабря парламент Горской Республики принял отставку кабинета Чермоева и 19 декабря сформировал новый состав коалиционного правительства, в которое вошли и представители Терского казачества. Главой правительства был утвержден Пшемахо Коцев. В новом правительстве Нажмуддин Гоцинский получил должность начальника шариатского управления.

В начале февраля 1919 г. на территорию Горской Республики вступила Добровольческая армия Деникина, ставившая целью очистить край от большевиков и восстановить "единую и неделимую Россию". 16 февраля генерал П. Н. Шатилов, командующий войсками генерала Деникина на Кавказе, уведомил Коцева, что все горские народы Северного Кавказа и Дагестана добровольно подчинились Добровольческой армии и что они вводят у себя систему самоуправления, разработанную генералом В. П. Ляховым, главнокомандующим войсками Терско-Дагестанского края. 17 февраля на заседании парламента Горской Республики нажим в такой форме был расценен как покушение на самоопределение горских народов Кавказа.

16 марта в Темир-Хан-Шуре состоялся съезд представителей всех округов Дагестана, на котором был заслушан доклад министра внутренних дел о действиях Добровольческой армии. Съезд постановил оказать сопротивление деникинцам, вступившим на территорию Республики. "На этом съезде известный муфтий Нажмуддин стал в оппозицию к делегатам и объявил, что он совсем не хочет противостоять вступлению казаков на территорию республики". Такое заявление вызвало недовольство у членов правительства и участников съезда, которые осудили "корыстолюбивую политику" Гоцинского.

Поступок Нажмуддина был вызван пониманием бессилия правительства Горской Республики, проявленным в управлении и проведении важных реформ. Он также видел надвигавшуюся опасность большевизма. Отдельные победы над большевиками ни о чем не говорили, Гоцинский почувствовал силу этого противника. Вождя Добровольческой армии Нажмуддин воспринимал прежде всего как генерала старой русской военной школы, который, по его мнению, был способен навести порядок. Вряд ли можно сказать, что Гоцинского радовало прибытие Деникина на Северный Кавказ, но в этот момент он рассчитывал на него как на силу, способную укротить большевиков. Из двух зол Нажмуддин выбрал меньшее - деникинцев, и в дальнейшем всегда отстаивал свое решение. Узун Хаджи был рассержен на него за это, назвал изменником, и отношения между ними были вконец испорчены.

Между тем Добровольческая армия успешно продвигалась по территории Горской Республики. 10 апреля 1919 г. решением парламента Горской Республики Гоцинский как глава ведомства шариатских дел был включен в состав делегации для ведения переговоров с Добровольческой армией в Грозном. Деникин, при котором находился начальник английской миссии в Дагестане Роуландсон, принял делегатов и заявил о том, что он не признает Горской Республики, так как все горцы Северного Кавказа уже подчинились ему и признали его власть.

К маю части Добровольческой армии заняли Петровск, затем Дербент. По требованию деникинского командования парламент Горской Республики был распущен, и 24 мая власть в Дагестане перешла к деникинской администрации, а ее ставленник генерал Микаэль Халилов был назначен правителем Дагестана.

На место Гоцинского в новый состав правительства Халилов рекомендовал Али Хаджи Акушинского, предлагая назвать его "шейх уль-исламом" ("Нажмуддин не хотел переименовывать себя в "шейх уль-ислам" под предлогом того, что это название якобы не обозначает централизацию управления в одних руках")46.

Оказавшись в отставке, Гоцинский продолжал интересоваться происходившими событиями. Он вел переписку, к нему стекались сведения о политической жизни в Дагестане.

Тем временем Али Хаджи Акушинский вместе с другими религиозными лидерами объявили мобилизацию в повстанческую армию и к концу мая 1919 г. провели ряд успешных сражений с деникинцами. Действия Али Хаджи были оценены генералом Халиловым как преступные, и он был лишен звания "шейх уль-ислам". С самого начала, то есть с момента предложения кандидатуры Али Хаджи на эту должность, Халилов просчитался и теперь, увидев, что известный шейх из Акуша сотрудничает с большевиками, принимал запоздалые меры. В свою очередь большевики 19 октября 1919 г. поставили Али Хаджи председателем Совета обороны Северного Кавказа и Дагестана.

25 марта 1920 г. красные отряды, сломив сопротивление деникинцев, вошли в столицу Дагестана - Темир-Хан-Шуру, в тот же день пал Дербент. 30 марта части Добровольческой армии, в спешке погрузившись на суда, покинули Порт-Петровск: в город вступила XI Красная армия. В Дагестане установилась советская власть.

В июле Гоцинский и полковник К. Алиханов47 со своими сподвижниками действовали в Андийском округе, развернув усиленную антисоветскую агитацию и вербуя в свои отряды горцев, недовольных новой властью. Их призывы и действия имели определенный успех, но не везде. Советские органы, поставленные агентурой в известность о том, что Гоцинский находится на территории Дагестана, всячески старались его разыскать и в конце концов напали на его след. Гоцинский со своими сторонниками вынужден был укрыться в соседней меньшевистской Грузии.

Анцухо-Капучинский участок Гунибского округа и Дидоевский участок Андийского округа являлись пограничными пунктами Дагестана с Грузией и Азербайджаном, в связи с чем политическая обстановка на обоих участках была сложной, там шла напряженная политическая и вооруженная борьба. В августе небольшие отряды Гоцинского дважды пытались вторгнуться в пределы Дагестана из Грузии и закрепиться здесь, но неудачно. Таким образом, две вылазки повстанцев со стороны Грузии были еще не восстанием, а последними "приготовлениями" к нему, выяснялись настроения горцев по отношению к советской власти.

Назревавшее восстание имело несколько причин. Пришельцы-большевики, незнакомые с местными условиями, не учитывали характерные для Дагестана черты: вековой уклад жизни с его обычаями и религиозностью. Большевики не считались и с особенностями хозяйства горцев, его слабостью и разорением. В ревкомах процветали взяточничество и интриги, вследствие чего они не пользовались авторитетом у населения. Военный комиссариат издавал приказы об организации воинских частей и мобилизации, но не предпринимал ничего для оборудования казарм, выдачи обмундирования и т.д.

Коммунистическая пропаганда зачастую была далека от интересов тех, для кого она предназначалась. Значительную роль в распространении восстания сыграла близость восставших округов к Грузии, где правило меньшевистское правительство. Влияла и обстановка, сложившаяся в связи с выступлением генерала Н. Н. Врангеля в Крыму.

В целях регулярного снабжения Грузии всем необходимым для подготовки антисоветских мятежей на Северном Кавказе, в Англии был организован специальный Комитет помощи Грузии48. На территории Грузии нашли приют деятели бывшего правительства Горской республики, они издавали свою газету "Вольный горец". Летом 1920 г. члены Горского правительства совместно с внуком Шамиля Саид Беем основали Комитет организации восстания на Северном Кавказе и в Дагестане, ставивший своей целью создание независимой горской республики под протекторатом Турции. В это же время в Тифлисе работала белоказачья Кубанская краевая рада, руководимая агентом Врангеля Тимошенко и готовившая силы к мятежу на Кубани. К подобным организациям можно отнести и "Комитет содействия горцам и терским казакам по их освобождению от большевиков", основаный сподвижниками Врангеля49. При Комитете содействия был создан отдел "по организации восстаний горских народов", в состав которого входили от терских казаков полковник Портянка и генерал Блажнов, от Осетии - полковник Багаев, от Дагестана - ротмистр Эльдаров и бывший член Горского правительства Р. Мавраев, от Ингушетии - Муса Базуртанов, от Чечни - ротмистр Сарокаев.

Осенью в Стамбуле была образована еще одна организация, ориентировавшаяся на Врангеля, под названием Кавказский комитет, куда вошли генерал М. Халилов, князь Ф. Бекович-Черкасский, Я. Хабаев и др. Организаторы этого комитета рассчитывали с его помощью привлечь в армию Врангеля всех кавказцев, находившихся в Турции.

Восстание против советской власти, возглавляемое Гоцинским и полковником Алихановым, "было вызвано не только влиянием обоих руководителей восстания, но также и рядом ошибок, допущенных руководителями некоторых советских учреждений". Распространявшиеся Гоцинским сведения о слабости большевиков не поддавались в то время оценке, но оказали должное влияние на настроение горской бедноты. К тому же от Гоцинского исходили слухи о проводимой Советами социализации женщин, об уничтожении стариков, об общем коммунистическом котле и т.п., что "способствовало подъему повстанческих настроений, охвативших Гунибский, Аварский и часть Андийского округов. Восстание приняло массовый характер"50.

В первых числах сентября мелкие партии повстанцев начали постепенно просачиваться со стороны Грузии в Дагестан по ущельям Андийского и Аварского Койсу. Отрядами руководили доверенные лица Гоцинского и Алиханова, а сами они пока находились в Грузии, продолжая организационную работу. Формирование повстанческих отрядов происходило в селении Лагодехи на территории Грузии. Повстанцы, главным образом пешие бойцы, были вооружены в основном трехлинейными винтовками, берданками, охотничьими ружьями, кинжалами, револьверами, имелись и пулеметы различных систем ("Максим", "Льюис", "Кольт"). Отряды Гоцинского отличались подвижностью, постоянной боевой готовностью, знанием местности, меткой стрельбой. В дальнейшем они пополнялись и укомплектовывались местными жителями.

По мере продвижения отрядов из Грузии в Дагестан восстание приобретало массовый характер. Малочисленность пограничной охраны позволяла повстанцам, доукомплектовав отряды, быстро перейти границу и успешно продвигаться внутрь Дагестана. По свидетельству начальника 32-й стрелковой дивизии А. И. Тодорского, "вторгнуться в Дагестан из Грузии и держать связь оттуда с западными его округами не представляло летом особого труда, тем более что граница охранялась нестрого"51.

Уже во второй половине сентября восстание охватило весь Анцухо-Капучинский участок. 2 октября отряд Дарбиш Мухаммада Хаджи занял села Тлох и Муну, 3 октября - Ботлих, уничтожив его гарнизон. В районе аула Карата повстанцы окружили и взяли в плен батальон красных, в ауле Харахи уничтожили роту красноармейцев.

5 октября повстанцы овладели Большим Гоцатле. 7 октября уничтожили роту 176-го полка, посланную из Гуниба на охрану моста через Аварское Койсу возле укрепления Карадах. 9 октября после неудачной попытки взять приступом укрепление Гуниб восставшие горцы заняли Салтинский мост, затем завладели аулом Аракани.

К началу октября повстанцы в нескольких стычках уничтожили так называемый Ботлихский отряд (батальон 1-го Дагестанского полка в 210 штыков с тремя пулеметами). Восставшие осадили гарнизоны Хунзаха и Гуниба, и с 9 октября связь их с Темир-Хан-Шурой прервалась.

3 октября Гоцинский со своим отрядом двинулся из с. Бежита по Аварскому Койсу вглубь Дагестана. По аулам им было разослано воззвание "всем от 15 до 50-летнего возраста" собраться в районе селения Хиндах (южнее Аварского Койсу) для получения оружия и патронов. 4 октября отряд Гоцинского у Гидатля насчитывал до 1000 человек, у селения Тлях сконцентрировалось около 400 бойцов.

К этому времени повстанцы действовали двумя группами: одна, состоявшая под общим командованием Дарбиша Мухаммада Хаджи, - в районе Ботлиха, другая, во главе с Гоцинским, - в направлении Хунзаха. По третьему направлению Кайтмаз Алиханов со своим отрядом продвигался через Ратлуб с целью соединения с повстанцами в районе Муну.

В секретно-оперативном приказе военного комиссара Дагестана Смирнова по войскам, подчиненным Дагестанскому военному комиссариату, от 9 октября 1920 г. сообщалось: "Восстание в горных округах Дагестана Андийского, Гунибского и Аварского округов приняло широкие размеры"52.

После успешного начала восстания Гоцинский созвал в селении Гидатль съезд, или, скорее, совещание, в котором приняли участие члены меньшевистского правительства Грузии Жордания и Рамишвили, для ознакомления с обстановкой. Меньшевики Грузии обещали всяческую помощь, и вскоре после съезда в Дагестан поступило 2400 винтовок, четыре пулемета и еще вагон с вооружением и мануфактурой.

Что же представляло собой руководство так называемой "повстанческой армии"? Во многих исследованиях говорится об "антисоветском восстании Н. Гоцинского". Однако помимо самого Гоцинского в восстании принимали участие довольно значимые фигуры того времени. Среди них видное место занимает 19-летний Саид бей53, внук имама Шамиля, прибывший из Турции для участия в событиях.

8 ходе восстания численность отрядов колебалась в зависимости от изменения ситуации. Свои отряды Гоцинский в прокламациях называл "шариатскими войсками горских народов", советское командование, разумеется, именовало их не иначе как "банды". Общее военное командование восставшими сосредоточилось в руках полковника Магомеда Джафарова54, подчинявшегося в свою очередь Совету четырех шейхов и Саид бею.

Совет четырех шейхов, в который входили шейх Мухаммад из Балахани55, Ибрагим Хаджи из Кучра56, Дарбиш Мухаммад Хаджи из Инхо, Мухаммад Амин из Ансалта57, был высшей духовной властью восставших.

9 октября Гоцинский повел наступление на Гуниб. Несмотря на численное превосходство и выгодное положение, повстанцам не удалось овладеть крепостью. Отсутствие определенного плана наступления, спешка и непродуманные действия не позволили им воспользоваться выгодным моментом. Не удалось повстанцам овладеть и крепостью Хунзах, где держали оборону красноармейцы и местные горцы. Но красный отряд, посланный для оказания помощи осажденным, попал в западню близ селения Аракани и был полностью уничтожен повстанцами. По приблизительному подсчету, в бою было уничтожено около 700 красноармейцев, захвачено 24 пулемета, 4 орудия, боеприпасы, а также весь транспорт с продовольствием и мануфактурой, предназначавшийся для осажденных. Место боя по обилию трупов красноармейцев получило название "долины смерти".

Разгром этого отряда являлся чрезвычайным событием. "Этот крупный неуспех наших войск, - писал Тодорский, - заставил командование XI армии обратить исключительно серьезное внимание на обстановку в Дагестане. Решено было усилить здесь наши части присылкой подкреплений и передать руководство ликвидацией восстания из рук военного комиссариата в руки полевого командования"58. Недооценка сил противника Дагревкомом и военным командованием, расхлябанность в отдельных частях красных, неподготовленность красноармейцев к ведению боя в горных условиях негативно отразились на всем ходе борьбы с повстанцами Гоцинского. Восстание в Дагестане и частично в Чечне захватывало все более широкие слои горцев.

12 декабря 1920 г. областное бюро РКП(б) с участием представителей военного командования обсудило вопрос о неотложных мерах по ликвидации прорыва и подавления восстания. Несмотря на "бодрые" приказы и "здравицы" по случаю нескольких побед, повстанцы продолжали представлять собой внушительную силу, их ряды пополнялись новыми бойцами. Признавая это, советское командование предпринимало попытки разобраться в сложившейся обстановке, лучше оценить роль вождей восстания, являвшихся влиятельными личностями в Нагорном Дагестане. Действительно, авторитет полковника Алиханова был еще высок, а Саид бей почитался как внук имама Шамиля, центральной же фигурой восстания оставался Нажмуддин Гоцинский, как имам и большой знаток религии.

"Нажмуддин вовсе не был фанатиком, - писал Тахо-Годи. - Его воззвания - чрезвычайно интересные исторические документы с известной политической платформой, тактикой и стратегией жизни и борьбы за жизнь. Нажмуддин очень хорошо знает психологию горских масс, которые живут более воображением и фантазией, чем положительным сознанием. Поэтому он широко применяет позу. Поза всюду: и в воззваниях, и в приемах, и в разговорах. Мощное воздействие на воображение детски наивного горца - вот основное орудие в руках Нажмуддина. Что мог он обещать голодному горцу, зовя за собой или гоня впереди себя на фронт? Ничего - на этом свете, разве только на том - мусульманский рай со всеми его прелестями. Правда, он обещал и часть добычи по шариату, полагающуюся бойцу. Для горца, идущего на зов Нажмуддина, поход представлялся отчасти выходом на привычный промысел отходников за лишней копейкой для прокормления семьи. Это одна сторона дела, а другая - Нажмуддин внушил массам через свой мощный агитпроп - мулл, шейхов, что каждый, кто откажется от участия в движении по созданию имамата, теряет свое "мусульманство". И люди шли. Одних привлекала перспектива подработки, других двигала боязнь оказаться вне "мусульманства". Язык воззваний Нажмуддина для горца был убедителен, понятен и сильно действующ на его воображение, ежедневно подготовляемое муллами в мечетях и учарах"59.

Не случайно на совещании областного бюро РКП(б) было решено, помимо военных действий, усиленно проводить агитационно-пропагандистскую работу, в связи с чем было принято воззвание "К беднякам, находящимся в бандах Гоцинского".

Для ликвидации восстания в Гунибском округе были сконцентрированы крупные красноармейские силы в составе четырех стрелковых полков и Гунибского партизанского отряда. Решающей силой послужила 32-я стрелковая дивизия XI армии под командованием Тодорского, переброшенная в Дагестан из Баку 3 ноября 1920 года. Дивизия состояла из конной бригады с конно-горной батареей, двух стрелковых полков. Эти силы были с ходу двинуты в горы на борьбу против Гоцинского60.

Несмотря на то, что партизанские отряды, состоявшие из горцев, активно участвовали в ликвидации восстания, основную роль сыграли части Красной армии, вооруженные артиллерией; в декабре 1920 г. войскам, действовавшим в Дагестане, был придан 18-й авиационный разведывательный отряд из пяти самолетов.

Чтобы отвлечь внимание Красной армии, главный штаб повстанцев предпринял действия в Чечне. Повстанцы в Дагестане, испытывавшие нужду в продовольствии, надеялись поднять восстание в нагорной, а затем и в равнинной Чечне. Это дало бы им возможность обеспечить себя хлебом. Развитие восстания в Нагорной Чечне побудило командование Кавказского фронта объединить управление войсками в Чечне и Дагестане, создав Терско-Дагестанскую группу войск во главе с командующим IX Кубанской армией М. К. Левандовским. Подавляющее преимущество в живой силе и другие причины позволили большевикам переломить ход восстания.

В связи с этим политический отдел XI армии анализировал сложившуюся обстановку: "За последнее время, после неудач повстанцев в конце февраля и в начале марта, большая часть их, видя бесцельность борьбы с Красной армией... стала расходиться по домам, и лишь непримиримые элементы с главными руководителями надеются к маю подготовить новое восстание при поддержке движения других областей. Продовольственный вопрос у восставших решался за счет местных жителей, но в последнее время и здесь начали возникать трудности. Кроме того, наблюдается уже отсутствие веры в своих руководителей, о чем ясно свидетельствуют воззвания последних, которые остаются безрезультатны... Среди последних нет прежнего единодушия, и даже Саид бей, выгораживая себя, всю вину за пролитую кровь взваливает на Нажмуддина Гоцинского, обвиняя его в стремлении покорить Кавказ без поддержки других народностей Кавказа. Наряду с этим для поднятия духа и удержания повстанцев от окончательного разложения, мы замечаем нервную агитацию главных руководителей среди них о прибытии скорой помощи из Турции"61.

Собирая свои последние силы, повстанцы неоднократно переходили в контрнаступление, но серьезного успеха не имели. 15 марта 1921 г. Революционный военный совет Терско-Дагестанской группы объявил: "Восстание в Нагорной Чечне и Дагестане успешно ликвидировано"62.

Ожесточенное противостояние 1920 - 1921 гг. явилось знаменательным этапом в истории Дагестана. Как писал непосредственный участник событий Н. Самурский63, "ни одной из восточных республик нашего великого Союза не пришлось выдержать борьбу со столь организованной реакцией, как это выпало на долю Дагестана". По его словам, главной фигурой контрреволюции являлся "муфтий, то есть глава духовенства Северного Кавказа - имам Нажмуддин Гоцинский"64. Антисоветское восстание 1920 - 1921 гг. серьезно затруднило укрепление советской власти в Дагестане, углубило разруху, подорвало экономическую жизнь горцев.

Повстанческие отряды, даже хорошо вооруженные (доставка оружия и боеприпасов для повстанцев была, однако, возможна только через Грузию - до установления там советской власти, после чего прекратилась), долго продержаться не могли. Тем не менее в ходе подавления восстания части Красной армии потеряли убитыми около пяти тысяч бойцов65.

К середине мая 1921 г. боевые действия закончились. Подавление восстания длилось почти девять месяцев. Советское правительство объявило амнистию рядовым членам вооруженных отрядов, добровольно сложившим оружие. Часть повстанцев явилась с повинной, но Гоцинский и другие наиболее активные участники и руководители группировок борьбу против советских органов не прекращали. Уже к осени 1921 г. они вновь активизировались в 8 округах Дагестана из 10. 30 января 1922 г. в Дагестане было образовано Республиканское военное совещание по борьбе с бандитизмом, в состав которого вошли представители ДК РКП(б), ДагЦИКа, чекистского органа и военного командования. Юго-Восточное бюро ЦК РКП(б) в марте 1922 г. докладывало ЦК РКП(б): "Политическое положение Горреспублики и Дагестана чрезвычайно тревожное, серьезное. Необходимы чрезвычайные меры. Бандитизм растет, усиливается антисоветская агитация муллами и турецкими эмиссарами, особенно в Чечне. Возможно, что восстание передастся в Дагестан"66. С августа 1922 г. Дагестан был объявлен на военном положении.

Скрываясь на алмакских хуторах Хасавюртовского округа, Гоцинский прилагал усилия, чтобы вновь организовать дальнейшую борьбу. Аулы Андийского и Аварского округов в Дагестане представляли собой базу, снабжавшую Гоцинского, когда тот скрывался в Чечне.

Для восстановления прерванной связи с эмигрантскими центрами за границу был направлен бывший офицер "Дикой дивизии" Ахмед Хан Аварский67, который в 1922 г. возбудил перед Советом Лиги наций ходатайство о признании Гоцинского главой "будущего независимого государства на Кавказе" и оказании помощи против Советской власти. Идею в Лиге наций поддержали и обещали помочь. В том же году в Стамбуле под видом коммерческого предприятия образовалась политическая организация "Анатолий Шеркет". "Фирма "Анатолий Шеркет" была организована Ханом Аварским (Ахмед хан Аварский. - Д. Х. М.) на 1 млн. рублей, которые дал я, - сообщал впоследствии на допросе Гоцинский. - Кроме того, Франция ежемесячно выплачивала фирме по 9 тыс. рублей. Доходы с этой фирмы должны были идти на дело освобождения Кавказа"68. В сентябре 1922 г. главная контора "Анатолий Шеркет" переместилась в Париж, а в Лондоне было открыто ее отделение. В организации состояли кавказские эмигранты с опытом контрреволюционной работы.

Органы советской власти со своей стороны старались предотвратить новые политические выступления, применяя административную высылку пособников, укрывателей, изъятие оружия у населения, суды, расстрелы. "Сочетание карательных мер с широкой агитационно-массовой работой стало сказываться"69. В январе 1923 г. был разгромлен отряд Кахтаева в Хасавюртовском округе, а августе того же года - группа Ибрагима Хаджи Кучринского в Гунибском округе. В конце ноября при содействии советских органов в с. Кахиб был проведен съезд мусульман Дагестана. Съезд призвал верующих к борьбе против Гоцинского и его банд70. Деятельность повстанцев не приносила ощутимых результатов, и в декабре 1923 г. Гоцинский через своего родственника, подполковника Зайнуддина Доногуева71, сообщил в Даготдел ОГПУ о своем желании прекратить сопротивление.

Однако в 20-х числах февраля 1924 г. в ставку Гоцинского прибыли два агента английской разведки под видом инженеров, производивших промышленные изыскания в горах. Агенты заверили Гоцинского в поддержке со стороны Англии и передали деньги для дальнейшей подготовки организации борьбы. Изменив свое решение выйти с повинной, Гоцинский сочинил "Ноту Советскому правительству", в которой обращался к большевикам:

"Вы должны покинуть все города Кавказа и Астрахань, то есть те, которые признавали вашу власть и которые принадлежали с морями нашим предкам. Вы должны оставить все, что на суше и море: военное имущество, пароходы, крепости, оружие, промыслы, доходы. Границей отхода определен Ростов. Вы должны возместить все с того дня, когда я был избран имамом Кавказа на собрании в местности, именуемой Анди, на собрании всех узденей, алимов, главарей, известных лиц Кавказа и других мусульман и христиан и наций, населяющих Кавказ. У нас определены крепкие условия, как и подобает имамствующему над своим народом, как это диктует шариат и адат. Вы должны возместить убытки тем, кто пострадал от вашего захватничества. Вы должны удовлетворить владельцев земли, промышленности, фабрик и заводов, кавказцев, русских и других иностранцев, имевших владения на Кавказе. Удовлетворить с таким расчетом, чтобы вышеупомянутые предприятия возвращались в таком виде, какой они имели до захвата их вами. Вы должны освободить Туркестан... Также вы должны убрать руки от Крыма, от его городов, от Черного моря, чтобы не имели в Черном море вашу морскую силу. Черным морем могут пользоваться только две стороны - Крым и Туркестан (в данном случае подразумевается, очевидно, Турция. - Ред.)... С долгами должны расплачиваться путем продажи необъятной русской земли и морских богатств, в которых нужды не терпит правительство. Вы должны освободить христианскую религию, оставив ее в руках высшего духовенства: попов, архиереев и т.д. Вы должны вернуться в отношении религии к положению, существовавшему до захвата вами власти, не вмешиваться в дела религии, а также возвратить все имущества, которые вы взяли у церкви, также монастырские земли, церковные ценности, которые вы сложили в ваши сундуки"72.

Свою "Ноту", клеймившую политику большевиков, Гоцинский через посредников разослал руководителям советской власти, а среди своих распространял послания, извещая о готовящихся событиях, отдал приказы, заранее намечая надежных людей на руководящие посты. В одном из таких посланий говорилось: "Старайтесь уничтожить большевистские дела с корнями. Это вы обязаны сделать, поскольку я вам приказываю... распространяйте ложные слухи по поводу большевиков, так как этим мы можем помочь нашему делу... Старайтесь тайно склонить народ в нашу сторону, чтобы и он был в союзе с нами. Не ведите никаких переговоров с теми, которые признали большевиков... Абдул Муслима Юсупова я назначаю наибом Гумбетовского участка. Халифом я назначаю Кундиляу Сиухского. Поручаю организовать там шариатский суд, в который я назначаю Пахру Шамхалова, Магомеда Керимова и Кемалуддина Сиухского"73. Копии писем Гоцинского распространялись по аулам, в некоторых созывались сходы, где обсуждались его предложения, частью населения одобряемые, частью - нет.

15 апреля 1924 г. на хуторе Нижелой Шатоевского округа Гоцинский созвал сход (около 100 человек), на котором было оглашено письмо Саид Бея Шамиля. В послании говорилось о скором приезде внука Шамиля, о получении партии оружия, о денежной помощи и т.д. Собравшиеся наметили мероприятия для дальнейшей борьбы против советского аппарата, который, по мнению уполномоченного Наркомфина, "в Дагестанской республике чрезвычайно слаб, ибо фактически республика вышла из гражданской войны и бандитизма полтора года назад и не могла окрепнуть как следует"74.

Во многих донесениях в Центр отмечалось, что власть на местах фактически принадлежала муллам и старейшинам, а не сельским советам. Поэтому, как только в начале мая 1924 г. в селении Дылым Хасавюртовского округа (здесь в районе 4-го участка округа находилась ставка Гоцинского. - Д. Х. М.) вспыхнуло небольшое волнение, к нему сразу же присоединилось несколько окрестных аулов. Первая попытка отряда 48-го дивизиона ГПУ изъять наиболее активных участников восстания потерпела неудачу, и ему пришлось отойти и ждать подкрепления. Вскоре для разоружения Дылыма и окрестных селений был сформирован отряд в составе подразделений 37-го и 38-го стрелковых полков Красной армии и дивизиона ОГПУ, которые к 12 мая завершили операцию и захватили заложников75.

Операция закончилась полной ликвидацией Зубутлинской (300 человек) и Дылымской (70 человек) группировок, "дылымской" базы Гоцинского с взятием в плен около 100 повстанцев, то есть "верхушка этих групп была изъята и привлечена к ответственности"76. В это же время Чеченский отдел ОГПУ арестовал Али Митаева, что лишило Гоцинского опоры в Чечне.

19 мая Гоцинский вновь через 3. Доногуева обратился в Даготдел ОГПУ с предложением о встрече, однако со стороны чекистов в переговорах было отказано. По их версии, "одной из главных причин, побудивших Гоцинского к такому трюку, являлось то, что он, как и в конце 1922 г., реальной помощи от империалистов не получил"77.

В сентябре от англичан через Батум поступили партия оружия и мануфактура. Захват Гоцинским крепостей Ботлих, Ведено, Шатой должен был послужить сигналом для начала нового антисоветского восстания. В апреле 1925 г. в селении Зумсой состоялась встреча Гоцинского с майором английской армии Г. Вильямсом и турком-переводчиком Халилом. Англичане вновь обещали поддержать восстание. Вильяме "заверил меня, - можно прочитать в показаниях Гоцинского, - что Англия твердо решила изгнать большевиков из Кавказа, а для этого готова организовать восстание, обеспечить оружием и всем необходимым, в том числе и высадкой десанта на черноморском побережье"78. Такой поворот дел поднял дух в повстанческом лагере.

Между тем Северокавказское ОГПУ в составе его Дагестанского, Чеченского, Владикавказского, Терского, Кабардино-Балкарского отделов совместно с частями Красной армии начали сжимать вокруг Гоцинского кольцо79. Командование Северо-Кавказского военного округа подготовило операцию по разоружению Чечни. В инструкции по разоружению говорилось: "Производство операции... в целом возлагается на военное командование всех степеней, выделяемых для названной операции войсковых соединений и органов ОГПУ, через своих представителей на местах... Намеченный к разоружению аул окружается войсковой частью с таким расчетом, чтобы жители были лишены возможности сноситься с прилегающими районами... После полного окружения аула представители Чеченского ЦИКа, ОГПУ и военного командования предъявляют на аульном сходе требование о сдаче всего имеющегося оружия. Для сдачи оружия устанавливается срок не более двух часов. Жители предупреждаются об ответственности за несдачу оружия. Если население аула не выполнит требование о сдаче оружия, то командование отряда в качестве угрозы открывает артиллерийский огонь в течение 10 минут на высокие разрывы и полу поражения, а затем после отбоя снова вместе с представителями ОГПУ и ЦИКа отдает приказание о сдаче оружия в более краткий срок. По истечении означенного срока оперативная группа ОГПУ начинает поголовный обыск и изъятие бандитского элемента... В случае выполнения условий сдачи оружия поголовный обыск не производится, а изымается только порочный и бандитский элемент. В зависимости от обстановки артиллерийский огонь может открываться несколько раз, но на поражение допускается лишь в случае сопротивления войскам. После применения всех перечисленных мер воздействия операция может считаться законченной даже в случае несдачи предъявленного (так в тексте. - Д. Х. М.) количества оружия и безрезультатных обысков. В исключительных случаях при наличии злостного активного или пассивного сопротивления разоружению допускается производство арестов влиятельных лиц аула, причем к этой мере прибегать как к крайней, соблюдая максимальный такт"80.

25 августа артиллерийским огнем был обстрелян чеченский аул Ачхой, после чего жители начали сдавать оружие. Аналогично шло разоружение и в следующие дни, разница была лишь в степени упорства жителей и количестве выпущенных по аулу снарядов. Например, 27 августа бомбардировке подвергся аул Зумсой. На следующий день обстрел этого селения, как артиллерийский, так и с самолетов, был повторен, далее такая же участь постигла аулы Келой, Химой, Хакмалой. Бомбардировка и обстрел Дая 29 августа стоили аулу четырех убитых, пятерых раненых и 20 разрушенных домов. Здесь скрывался сподвижник Гоцинского Мухаммад Амин Ансалтинский. На отказ жителей выдать его, 2 сентября по аулу был открыт артиллерийский огонь, и к вечеру того же дня Ансалтинскому пришлось сдаться.

30 августа 1925 г. под хутором Ведучи произошел бой, в результате которого повстанцы отступили в Дайское ущелье, а затем в течение четырех дней были разбиты.

5 сентября специальная оперативная группа в составе начальника Чеченского отдела ОГПУ С. Н. Миронова, его заместителя Г. Г. Крафта, бывшего заместителя начальника Даготдела ОГПУ Л. И. Когана и других арестовала Гоцинского, а также шейха Джаватхана, предводителя ингушских группировок А. Шамилева, бывшего председателя Ножаюртовского окрисполкома М. Гебертиева, военного советника турецкого полковника Хусейна Эфенди, телохранителей Гоцинского братьев Ш. и И. Мусаевых и др. С арестом "крупнейшего лидера контрреволюции на Северном Кавказе" начался спад повстанческой борьбы.

По воспоминаниям жителя селения Гаквари Абдурахманова Сажида, в годы его учебы в селении Гима "советские власти обещали большое вознаграждение тому, кто укажет место, где скрывался имам Нажмуддин. В конце концов, по наводке некоторых местных предателей на хутор Чай, где скрывался имам Нажмуддин, послали посредников с предложением сдаться... Имам ответил, что он готов принять условия, если "советы" освободят 16 чеченцев из заключения, арестованных из-за него. Большевики согласились и выпустили задержанных". Абдурахманов был свидетелем выхода Гоцинского к чекистам: "Здесь же на берегу реки он сделал омовение, совершил намаз в два ракаата, прочитал молитву (дуг1а), хорошенько подтянул обвисший из-за похудения живот, обвязав его полотенцем (кинжал, пояс и газыри с черкески у него отобрали чекисты. - Д. Х. М.). Бросив взгляд в сторону предателей, имам сказал по-аварски: "С вами я буду говорить в день Страшного суда""81.

Операция по разоружению Чечни была закончена. "Потери участвовавших в операции частей составили 5 убитых, 9 раненых и 10 лошадей. Репрессии выразились в воздушной бомбардировке 16 аулов, ружейно-пулеметном и артиллерийском обстреле 101 населенного пункта из общего количества 242 аулов. Среди населения во время обстрела было убито 6 человек и ранено 30, убито 12 бандитов, взорвано 119 домов. Изъято более 300 человек "бандэлемента", самыми видными из которого являются: Нажмуддин Гоцинский, Атаби Шамилев и Эмин Ансалтинский. За время операции изъято 25 299 винтовок, 4319 револьверов, 1 пулемет и около 80 тысяч патронов"82. Одновременно с этой операцией на севере, на юге Дагестана подверглась разгрому так называемая Ванашимахинская банда, действовавшая в Даргинском, Кайтаго-Табасаранском, Дербентском округах и Махачкалинском районе.

Органы ОГПУ оценивали запасы оружия в Дагестане к тому моменту в 100 тысяч стволов и отмечали производство в отдаленных селениях не только патронов, но и револьверов. В связи с этим руководство Северо-Кавказского края сделало вывод: "В случае внешних осложнений Советский Союз не может быть уверен за спокойствие в Дагестане, каковой будет находиться под угрозой крупных восстаний, могущих оттянуть на себя значительное количество сил"83.

В операции по разоружению дагестанского населения участвовали три стрелковые и кавалерийская дивизии, сводный национальный кавполк, автобронедивизион, окружная военно-политическая школа, две школы ГПУ, авиационные части - общей численностью около 16 тыс. человек, 350 пулеметов, более 30 орудий, 6 бронемашин, бронепоезд и 18 самолетов. В первую очередь войска должны были разоружить Даргинский, Кайтаго-Табасаранский и Кюринский округа, а затем приступить к остальным84.

К 1 сентября 1925 г. границы Дагестана были блокированы войсками Кавказской армии, Чеченского и Терского отделов ОГПУ. Для ликвидации сопротивления "был применен административный нажим, полное окружение аулов и рейдирование авиации, после чего в настроении населения произошел известный перелом. К 15 сентября поступление оружия вновь прекратилось, что свидетельствовало о том, что главная часть оружия действительно изъята"85.

15 октября 1925 г. в Ростове суд приговорил Гоцинского к высшей мере наказания - расстрелу. Были расстреляны также его 16-летний сын, две дочери и другие родственники.

Являясь крупным религиозным деятелем, образованным человеком, большим мастером поэтического слова, Нажмуддин в то же время был посредственным политиком и плохим военным руководителем. Медлительность и неуверенность в решении серьезных вопросов, опора лишь на узкий круг единомышленников и другие причины не позволили ему закрепиться на политической высоте и добиться намеченной цели.

Примечания

1. Российской государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 400, оп. 12, д. 17499, л. 16.

2. Шариат - свод мусульманских законов.

3. Медресе - мусульманское высшее учебное заведение.

4. Чавчавадзе Николай Зурабович - князь, генерал-лейтенант, начальник, затем военный губернатор Дагестанской области в 1880 - 1896 годах.

5. Очевидно, это была серебряная медаль "За полезное", с изображением императора. Подобными медалями награждались (от имени царя) люди только с чистой биографией, с незапятнанной репутацией, в том числе и иноверцы. Таким образом, Гоцинский получил первую (и единственную) царскую награду.

6. Койсубулинское общество - ныне территория Унцукульского района в Дагестане.

7. Рукописный фонд Дагестанского государственного объединенного историко-архитектурного музея (ДГОИАМ), оп. 1, д. 62, л. 1 - 3. Биография Нажмуддина.

8. ОМАРОВ М. О Нажмуддине. - Ахульго, 1999, N 3, с. 14; ТАХО-ГОДИ А. Революция и контрреволюция в Дагестане. Махачкала. 1926, с. 13.

9. По воспоминаниям Таймасхана, зятя Нажмуддина. Цит. по: ГАДЖИЕВ А. -Г. С. Нажмуддин Гоцинский - имам Дагестана и Северного Кавказа. - Чираг, 1988, N 3, с. 5.

10. Джаридат Дагестан, 19.11.1918.

11. Центральный государственный архив Республики Дагестан (ЦГА РД), ф. 2, оп. 1, д. 21, л.1об.

12. МАГОМЕДОВ М. Нота Нажмуддина Гоцинского Советскому правительству. - Ахульго, 1999, N 3, с. 7.

13. Государственная дума: правила о выборах, общие и для Кавказа. Тифлис. 1906.

14. Темир-Хан-Шура - столица Дагестанской области, ныне г. Буйнакск.

15. История народов Северного Кавказа. М. 1988, с. 458.

16. МАГОМЕДОВ М. Ук. соч., с. 7.

17. ЦГА РД, ф. 2, оп. 1, д. 216, л. 5об.

18. Кадий - сельский судья.

19. Рукописный фонд Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра (ИИАЭ ДНЦ) РАН, ф. 2, оп. 1, л. 138. Мемуары полковника Джафарова.

20. ТАХО-ГОДИ А. Ук. соч., с. 27. Микаэль Халилов (1869 - 1936) - генерал. В марте 1918 г. -один из организаторов выступления против Порт-Петровского Военно-революционного комитета. Временный правитель Дагестана (1919 г.). До марта 1920 г. находился на лечении в Кисловодске и числился в резерве чинов Дагестанских национальных войск. Эмигрировал в Турцию.

21. ЦГА РД, ф. 66, оп. 2, д. 26, л. 1, 54, 54об.

22. Здесь, видимо, ошибка, следует читать: Джамалуддин (известный религиозный деятель в Дагестане, участник 1 съезда горцев во Владикавказе в 1917 году).

23. Акушинский Али Хаджи (1847 - 1930) - один из религиозных деятелей Дагестана периода гражданской войны. После Февральской революции на III съезде горских народов (январь 1918 г.) при поддержке представителей Социалистической группы был провозглашен в противовес Гоцинскому шейх-уль-исламом Дагестана. В период борьбы с Добровольческой армией был избран почетным председателем Совета обороны Северного Кавказа и Дагестана. Сторонник политики соглашения с большевиками. После установления советской власти в Дагестане отказался от идеи сотрудничества с ней, был отстранен от всех дел; после его смерти вся семья шейха была выслана в Среднюю Азию.

24. ЦГА РД, ф. 66, оп. 2, д. 26, л. 69 - 71.

25. ТАХО-ГОДИ А. Ук. соч., с. 1.

26. ИИАЭ ДНЦ РАН, ф. 2, оп. 1, л. 37. Мемуары полковника Джафарова.

27. Союз Объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана. 1917 - 1918 гг., Горская Республика. 1918 - 1920 гг. Док. и мат-лы. Махачкала. 1994, с. 4. (Предисловие Г. И. Какагасанова).

28. ДИБИРОВ М. -К. История Дагестана в годы революции и гражданской войны. Махачкала. 1997, с. 29.

29. ИИАЭ ДНЦ РАН, ф. 2, оп. 1, д. 151, л. 58 - 61. Письмо ЦК Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана окружным и народным комитетам.

30. ИИАЭ ДНЦ РАН, ф. 2, оп. 1, л. 56. Мемуары полковника Джафарова.

31. МУСАЯСУЛ Х. -Б. Страна последних рыцарей. Махачкала. 1999, с. 198.

32. ДИБИРОВ М. -К. Ук. соч., с. 30.

33. СУЛАЕВ И. Мусульманское духовенство Дагестана в революции и гражданской войне. Автореферат канд. дисс. Махачкала. 1997, с. 17.

34. Горская жизнь, 10. IX.1917; Джаридату Дагестан, 5.Х.1917.

35. Горская жизнь, 14.XI. 1917.

36. Али Клыч Хасаев (1880 - 1920) - легендарный дагестанский борец, обладатель многочисленных международных наград, чемпион мира. В годы революции, гражданской войны - член Милликомитета, вместе с Гоцинским боролся против советской власти. Расстрелян большевиками.

37. Танг Чолпан, 1917, N 9, с. 4.

38. СУЛАЕВ И. Ук. соч., с. 17.

39. ДИБИРОВ М. -К. Ук. соч., с. 31.

40. ТАХО-ГОДИ А. Ук. соч., с. 41.

41. ДИБИРОВ М. -К. Ук. соч., с. 57.

42. Бичерахов Лазарь Феодорович (1882 - 1952) происходил из Ново-Осетинской станицы Терского казачьего войска. Во главе партизанского отряда кубанских и терских казаков Бичерахов находился в Персии. Летом 1918 г. прибыл с отрядом в Баку, вошел в состав войск, оборонявших его от турецких войск. 30 июля, командуя важным участком обороны города, открыл фронт и ушел в Дагестан. После свержения Бакинской коммуны был назначен командующим войсками, произведен в генерал-майоры; с 1919 г. эмигрант.

43. Тарковский Нух Бек (1878 - 1951) - последний из шамхалов Тарковских, князь, командир 1-го Дагестанского конного полка (1917 г.), полковник. Окончил Симбирский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище. Являлся военным министром Горской Республики, военным диктатором Дагестана (1918 г.). Один из активных организаторов антисоветской борьбы в Дагестане. В 1920 г. эмигрировал в Персию, где был принят шахом и назначен начальником Персидской казачьей дивизии. Затем перебрался в Турцию; умер в Швейцарии.

44. Юсуф Иззет Паша (1876 - 1922), черкес, уроженец г. Иозгат (Турция). Окончил военный лицей, училище, академию; генерал-майор. В годы первой мировой войны - командующий X, XIV, I кавказскими корпусами турецкой армии. Со своим корпусом прибыл на Кавказ "для оказания помощи в построении демократического государства". Автор нескольких исторических трудов. Депутат Великого национального собрания Турции (1920 г.).

45. Союз Объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана. Ук. соч., с.10.

46. ДИБИРОВ М. -К. Ук. соч., с. 78, 90.

47. Алиханов Кайтмаз (1858 - 1821) - офицер 1-го Дагестанского конного полка, начальник Аварского округа, георгиевский кавалер, полковник. В 1919 г. поддерживал Добровольческую армию. В 1920 - 1921 гг. - один из организаторов и руководителей восстания против Советской власти. После подавления восстания в 1921 г. со своими тремя сыновьями партизанил в горах Дагестана. Прижатые большевиками к непроходимому перевалу, отстреливались до конца и погибли все.

48. Известия ЦИК, 26.VI.1925.

49. Ростовский областной государственный архив, ф. 156, оп. 1, д. 43, л. 131 - 136.

50. САМУРСКИЙ Н. Гражданская война в Дагестане. Махачкала. 1925, с. 14; его же. Дагестан. М. -Л. 1925, с. 81.

51. ТОДОРСКИЙ А. Красная армия в горах. Действия в Дагестане. М. 1925, с. 46. Тодорский Александр Иванович (1894 - 1965). В 1918 г. добровольно вступил в Красную армию. Осенью 1920 г. командовал 32-й стрелковой дивизией, входившей в состав XI армии. Во время восстания под руководством Гоцинского командовал группой войск.

52. Борьба за установление и упрочение Советской власти в Дагестане в 1917 - 1921 гг. Сб. док-тов и м-лов. М. 1958, с. 502.

53. Мухаммад Саид (1901 - 1981) - сын младшего сына имама Шамиля Мухаммада Камиля. Родился в Стамбуле. По приказу отца приехал в Дагестан для участия в борьбе против советской власти. Был ранен. После ликвидации восстания вернулся в Турцию. Один из руководителей "Кавказского национального комитета", основанного в Варшаве накануне второй мировой войны. Гитлеровское командование во время действий на подступах к Кавказу пыталось привлечь Саида на свою сторону и использовать. Однако его планы создания независимого Дагестана не совпали с идеей немцев о включении Дагестана в состав третьего рейха. В 1978 г. вместе с другими кавказцами основал северокавказский культурный центр Фонд образования и культуры имени Шамиля, который действует и по сей день.

54. Джафаров Магомед (1884 - 1937) всадником-добровольцем 2-го Дагестанского конного полка участвовал в русско-японской войне. Полковник. Георгиевский кавалер. В 1907 г. окончил Елисаветградское кавалерийское училище. По распоряжению Горского правительства (декабрь 1918 г.) - губернатор и командующий войсками Чечни. Командир 1-го Дагестанского конного полка (май 1919 г.), воевал на Царицынском фронте. Во время восстания 1920 - 1921 гг. командовал войсками Гоцинского. После подавления восстания явился с повинной, был представлен председателю Реввоенкома Н. И. Подвойскому, который, оценив военные качества полковника, вывез его в Москву и тем самым спас от расстрела. В 1932 г. арестован и отправлен в Дагестан, где постановлением Тройки при ОГПУ СКК ДАССР от 13 ноября 1933 г. осужден по ст. 58 - 2 УК РСФСР на 10 лет лишения свободы, в 1937 г. расстрелян.

55. Шейх Магома род. 1874 году. Вел уединенный, аскетический образ жизни. Гоцинский, Алиханов и другие долго уговаривали Магому Балаханского выступить на борьбу с большевиками. По свидетельству Тодорского, шейх "играл крупную роль в восстании, влияя на остальные массы горцев своим фанатизмом и искренностью" (ТОДОРСКИЙ А. Ук. соч., с. 54). Его отношение к трофеям, пленным и горцам строго соответствовало предписаниям ислама. Не раз обращался к горцам с проповедью об этике и поведении в военное время, но, несмотря на это, нередко бывали случаи мародерства, издевательств над пленными и т.д. Поняв, что сопротивление бесполезно, прекратил свою деятельность и сдался. Умер в тюрьме.

56. Ибрагим Хаджи был "одним из духовных вождей в антиденикинском восстании". Гоцинским был назначен командующим войсками Гунибского округа. Еще до начала восстания ездил в Тифлис и просил вооружения для борьбы с советской властью. Здесь же встречался с прибывшим на Кавказ Саид беем и вел с ним переговоры. После подавления восстания 1920 - 1921 гг. скрывался в горах, но вскоре вновь активизировался. В августе 1923 г. его отряд численностью в 70 человек, действовавший в Анцухо-Капучинском участке Гунибского округа, был разгромлен.

57. Шейх Мухаммад Амин слыл среди местного населения богобоязненным человеком, обладателем некоей мистической силы. В 1925 г. принимал участие вместе с Гоцинским в переговорах с английским представителем Г. Вильямсом о дальнейшей борьбе повстанцев против советской власти. Верный сторонник Гоцинского.

58. ТОДОРСКИЙ А. Ук. соч., с. 83.

59. ТАХО-ГОДИ А. Ук. соч., с. 28.

60. КАШ КАЕВ Б. Красная армия в Дагестане. Махачкала. 1964, с. 158.

61. Борьба за установление и упрочение Советской власти в Дагестане, с. 502.

62. ТОДОРСКИЙ А. Ук. соч., с. 150.

63. Самурский Н. П. (1892 - 1938) - участник революционных событий в Баку, Астрахани. В 1920 г. приехал в Дагестан в качестве уполномоченного XI армии, возглавив отдел внутренних дел Дагревкома; одновременно являлся заместителем председателя Дагревкома. Военный комиссар партизанских отрядов (1920 г.). В 1923 г. - заместитель председателя Совнаркома республики, председатель ЦИК ДАССР (до 1929 г.), до 1934 г. работал в Москве, затем был избран первым секретарем Дагобкома ВКП(б). В 1937 г. арестован и в 1938 г. расстрелян.

64. САМУРСКИЙ Н. Дагестан, с. 88, 130.

65. ТОДОРСКИЙ А. Ук. соч., с. 159.

66. ДАНИЯЛОВ А. Строительство социализма в Дагестане. Махачкала. 1975, с. 237.

67. Ахмед Хан Аварский - офицер, георгиевский кавалер, участник корниловского мятежа. В 1918 г. эмигрировал на Запад. Был женат на дочери шамхала Тарковского. Представитель имама Гоцинского в Лиге Наций (Париж).

68. Дело N 7695. Архивное уголовное дело на Н. Гоцинского. - Ахульго (Махачкала), 1999, N 3, с. 20. Хотя цифра 1 млн, вероятно, несколько завышена, но Гоцинский действительно был очень состоятельным человеком.

69. СУЛЕЙМАНОВ С. Из истории чекистских органов Дагестана. Махачкала. 2000, с. 61; его же. На страже завоеваний Октября. Махачкала. 1974, с. 68.

70. Красный Дагестан (Махачкала), 1923, N 262, с. 3.

71. Доногуев Зайнудин (1870 - 1925?) - подполковник, участник русско-японской войны, командир 6-й сотни Дагестанского конного полка, член Дагестанского областного исполкома (1917 г.), председатель Чрезвычайной следственной комиссии (1918 г.), зав. отделом по охранению общественного порядка и безопасности (1918 г.). Расстрелян большевиками.

72. МАГОМЕДОВ М. Ук. соч., с. 7.

73. Рукописный фонд ИИАЭ ДНЦ РАН, д. 2568, л. 8.

74. Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 25896, оп. 3, д. 27, л. 59 - 59об.

75. Там же, л. 63 - 64.

76. Архив УФСБ РД. Уголовное дело N 64764, л. 2.

77. СУЛЕЙМАНОВ С. Из истории чекистских органов Дагестана, с. 66.

78. Дело N 7695, с. 20.

79. СУЛЕЙМАНОВ С. На страже завоеваний Октября, с. 74.

80. Цит. по: АПТЕКАРЬ П. Война без края и конца. - Родина, 2000, N 1 - 2, с. 162.

81. МУХТАРОВ У. Предания о Нажмуддине Гоцинском в Чечне. - Ахульго, 1999, N 3, с. 18; Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), ф. 1235, д. 11, оп. 42, л. 22. Данные ОГПУ подтверждают тот факт, что в захвате и аресте Гоцинского не обошлось без предательства: "В процессе проводимой операции по разоружению Чечни нам населением выдан известный имам Нажмуддин Гоцинский, арестован правая рука Гоцинского Атаби Шамилев-Умаев. Добровольно сдался шейх Ансалтинский и захвачены другие видные главари" ("Совершенно секретно": Лубянка - Сталину о положении в стране (1922 - 1934). Т. 3. Ч. 1. М. 2002, с. 466).

82. Цит. по: АПТЕКАРЬ П. Ук. соч., с. 163.

83. РГВА, ф. 25896, оп. 9, д. 316, л. 1.

84. Там же, л. 5.

85. Там же, л. 11.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Гулыга А.В. Роль США в подготовке вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. // Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
      Автор: Военкомуезд
      А.В. ГУЛЫГА
      РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г.

      Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны.

      Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов.

      Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/

      1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers).
      2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.).

      свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г.

      Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции.

      Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга».

      Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции.

      *     *     *

      В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/

      5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938.
      4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.)
      5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205.

      Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7]

      В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9]

      Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г.

      Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/

      6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201.
      7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65.
      8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385.
      9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена.

      Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами.

      Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией.

      Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12]

      В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. .

      Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению.

      10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту.

      В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/

      10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232.
      11. Там же, т. IV, стр. 118.
      12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268.
      13. Там же, стр. 195.
      14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37.

      сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15]

      Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу.

      В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России.

      18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17]

      Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства.

      В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет.

      В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/

      15. «Information», 1 марта 1918 г.
      16. The Lansing papers, v. II, p. 394.
      17. Там же, стр. 272.
      18. FR, v. II, p. 56.
      19. The Lansing papers, v. II, p. 355.

      Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе.

      Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение.

      Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно.

      1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/

      20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294.
      21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115.

      текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами.

      5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22]

      Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23]

      Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения.

      Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/

      22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.).
      23. Там же, стр. 394.

      истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25]

      Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/

      24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов.
      Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны.
      23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант.
      26. FR, v II, р. 78.
      27. Там же, стр. 69.

      на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США.

      Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне.

      Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29]

      В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении.

      Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/

      28. Там же, стр. 81.
      29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.)

      совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80].

      Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности».

      Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36]

      Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37].

      Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию.

      Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/

      30. The Lansing papers, v. II; p. 358.
      31. FR, v. II, p. 45.
      32. Там же, стр. 52.
      33. Там же, стр. 63.
      34. Там же, стр. 64.
      36. Там же, стр. 66.
      36. Там же, стр. 69.
      37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена.

      12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям.

      Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных».

      Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39]

      Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40]

      Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации.

      Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства.

      В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/

      38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке.
      39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г.
      40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7.

      против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских.

      Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края.

      В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины.

      Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41]

      29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45]

      Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке.

      Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису.

      Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/

      41. FR, v. II, р. 71.
      42. Russian-American Relations, p. 197.
      43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97.
      44. «Известия» от 7 апреля 1918 г.
      45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111.

      но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента.

      Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48]

      Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49]

      Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51]

      Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина.

      Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/

      46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      48. Russian-American Relations, p. 190.
      49. «Известия» от 11 апреля 1918 г.
      50. «Известия» от 12 апреля 1918 г.
      51. «Известия» от 13 апреля 1918 г.
      52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186.
      53. «Известия» от 10 апреля 1918 г.

      большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54]

      Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55]

      Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/

      54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.)
      55. «Известия» от 25 апреля 1918 г.
      56. Russiain-American Relations, p. 197.

      Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Асташов А.Б. Борьба за людские ресурсы в Первой мировой войне: мобилизация преступников в Русскую армию // Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
      Автор: Военкомуезд
      Александр Борисович
      АСТАШОВ
      д-р ист. наук, профессор
      Российского государственного
      гуманитарного университета
      БОРЬБА ЗА ЛЮДСКИЕ РЕСУРСЫ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: МОБИЛИЗАЦИЯ ПРЕСТУПНИКОВ В РУССКУЮ АРМИЮ
      Аннотация. Автор рассматривает проблему расширения людских ресурсов в Первой мировой войне — первой тотальной войне XX в. В статье исследуется политика по привлечению в русскую армию бывших осужденных преступников: основные этапы, объемы и различные категории привлеченного контингента, ключевые аргументы о необходимости применяемых приемов и мер, общий успех и причины неудач. Работа основана на впервые привлеченных архивных материалах. Автор приходит к выводу о невысокой эффективности предпринятых усилий по задействованию такого специфического контингента, как уголовники царских тюрем. Причины кроются в сложности условий мировой войны, специфике социально-политической ситуации в России, вынужденном характере решения проблемы массовой мобилизации в период назревания и прохождения революционного кризиса, совпавшего с гибелью русской армии.
      Ключевые слова: тотальная война, людские ресурсы в войне, русская армия, преступники, морально-политическое состояние армии, армейская и трудовая дисциплина на войне, борьба с деструктивными элементами в армии. /217/
      Использование человеческих ресурсов — один из важнейших вопросов истории мировых войн. Первая мировая, являющаяся первым тотальным военным конфликтом, сделала актуальным привлечение к делу обороны всех групп населения, включая те, которые в мирной ситуации считаются «вредными» для общества и изолируются. В условиях всеобщего призыва происходит переосмысление понятий тягот и лишений: добропорядочные граждане рискуют жизнью на фронте, переносят все перипетии фронтового быта, в то время как преступники оказываются избавленными от них. Такая ситуация воспринималась в обществе как несправедливая. Кроме решения проблемы равного объема трудностей для всех групп населения власти столкнулись, с одной стороны, с вопросом эффективного использования «преступного элемента» для дела обороны, с другой стороны — с проблемой нейтрализации негативного его влияния на армию.
      Тема использования бывших осужденных в русской армии мало представлена в отечественной историографии, исключая отдельные эпизоды на региональном материале [1]. В настоящей работе ставится вопрос использования в деле обороны различных видов преступников. В центре внимания — их разряды и характеристики; способы нейтрализации вредного влияния на рядовой состав; проблемы в обществе,
      1. Коняев Р. В. Использование людских ресурсов Омского военного округа в годы Первой мировой войны // Манускрипт. Тамбов, 2018. № 12. Ч. 2. С. 232. Никулин Д. О. Подготовка пополнения для действующей армии периода Первой мировой войны 1914-1918 гг. в запасных частях Омского военного округа. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Новосибирск, 2019. С. 228-229. /219/
      возникавшие в процессе решения этого вопроса; а также эффективность предпринятых мер как в годы войны, так и во время революции 1917 г. Работа написана на архивных материалах фонда Ставки главковерха, военного министерства и Главного штаба, а также на основе анализа информации, содержащейся в переписке различных инстанций, вовлеченных в эту деятельность. Все материалы хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА).
      Проблема пополнения людских ресурсов решалась в зависимости от наличия и правового статуса имевшихся контингентов преступников. В России было несколько групп населения, которые по существовавшим законам не принимали участия в военных действиях. Это военнослужащие, отбывающие наказание по воинским преступлениям; лица, находившиеся под полицейским надзором по месту жительства, причем как административно высланные гражданскими властями в рамках Положения о государственной охране, так и высланные военными властями с театра военных действий согласно Правилам о военном положении; многочисленная группа подследственных или отбывающих наказание за мелкие преступления, не связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. права на военную службу; значительная группа подследственных, а также отбывающих или отбывших наказание за серьезные преступления, связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. и права на военную службу. /220/
      Впервые вопрос о привлечении уголовных элементов к несению службы в русской армии встал еще в годы русско-японской войны, когда на Сахалине пытались создать дружины из ссыльных каторжан. Опыт оказался неудачным. Среди каторжан было много людей старых, слабосильных, с физическими недостатками. Но главное — все они поступали в дружины не по убеждениям, не по желанию сразиться с врагом, а потому, что льготы, данные за службу, быстро сокращали обязательные сроки пребывания на острове, обеспечивали казенный паек и некоторые другие преимущества. В конечном счете пользы такие отряды в военном отношении не принесли и были расформированы, как только исчезла опасность высадки врага [1].
      В годы Первой мировой войны власти привлекали правонарушителей на военную службу в зависимости от исчерпания людских ресурсов и их пользы для дела обороны. В самом начале войны встал вопрос о судьбе находящихся в военно-тюремных учреждениях (военных тюрьмах и дисциплинарных батальонах) лиц, совершивших воинские преступления на военной службе еще до войны [2]. В Главном военно-судебном управлении (ГВСУ) считали, что обитатели военно-тюремных заведений совершили преступление большей частью по легкомыслию, недостаточному усвоению требований воинской дисциплины и порядка, под влиянием опьянения и т. п., и в массе своей не являлись закоренелыми преступниками и глубоко испорченными людьми. В связи с этим предполагалось применить к ним ст. 1429 Военно-судебного устава, согласно которой в районе театра военных действий при исполнении приговоров над военнослужащими применялись правила, позволявшие принимать их на службу, а после войны переводить в разряд штрафованных. Немедленное же приведение нака-
      1. Русско-Японская война. Т. IX. Ч. 2. Военные действия на острове Сахалине и западном побережье Татарского пролива. Работа военно-исторической комиссии по описанию Русско-Японской войны. СПб., 1910. С. 94; Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 2000. On. 1. Д. 1248. Л. 31-32 об. Доклад по мобилизационному отделению Главного управления генерального штаба (ГУГШ), 3 октября 1917 г.
      2. См. п. 1 таблицы категорий преступников. /221/
      зания в исполнение зависело от начальников частей, если они посчитают, что в силу испорченности такие осужденные лица могут оказывать вредное влияние на товарищей. С другой стороны, то же войсковое начальство могло сделать представление вышестоящему начальству о даровании смягчения наказания и даже совершенного помилования «в случае примерной храбрости в сражении, отличного подвига, усердия и примерного исполнения служебных обязанностей во время войны» военнослужащих, в отношении которых исполнение приговора отложено [1].
      23 июля 1914 г. император Николай II утвердил соответствующий доклад Военного министра —теперь заключенные военно-тюремных учреждений (кроме разряда «худших») направлялись в строй [2]. Такой же процедуре подлежали и лица, находящиеся под судом за преступления, совершенные на военной службе [3]. Из военно-тюремных учреждений уже в первые месяцы войны были высланы на фронт фактически все (свыше 4 тыс.) заключенные и подследственные (при списочном составе в 5 125 человек), а сам штат тюремной стражи подлежал расформированию и также направлению
      на военную службу [4]. Формально считалось, что царь просто приостановил дальнейшее исполнение судебных приговоров. Военное начальство с удовлетворением констатировало, что не прошло и месяца, как стали приходить письма, что такие-то бывшие заключенные отличились и награждены георгиевскими крестами [5].
      Летом 1915 г. в связи с большими потерями появилась идея послать в армию осужденных или состоящих под судом из состава гражданских лиц, не лишенных по закону права
      1. РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 326. Л. 1-2. Доклад ГВСУ, 22 июля 1914 г.
      2. РГВИА. Ф. 2126. Оп. 2. Д. 232. Л. 1 об. Правила о порядке постановления и исполнения приговоров над военнослужащими в районе театра военных действий. Прил. 10 к ст. 1429 Военно-судебного устава.
      3. Там же. ГВСУ — штаб войск Петроградского военного округа. См. 2-ю категорию преступников таблицы.
      4. Там же. Л. 3-4 об., 6 об., 10-11, 14-29. Переписка начальства военно-тюремных заведений с ГВСУ, 1914 г.
      5. РГВИА. Ф. 801. Оп. 30. Д. 14. Л. 42, 45 об. Данные ГВСУ по военно-тюремным заведениям, 1914 г. /222/
      защищать родину [1]. Еще ранее о такой возможности ходатайствовали сами уголовники, но эти просьбы были оставлены без ответа. В августе 1915 г. теперь уже Военное министерство и Главный штаб подняли этот вопрос перед начальником штаба Верховного Главнокомандующего (ВГК) генералом М. В. Алексеевым. Военное ведомство предлагало отправить в армию тех, кто пребывал под следствием или под судом, а также осужденных, находившихся уже в тюрьме и ссылке. Алексеев соглашался на такие меры, если будут хорошие отзывы тюремного начальства о лицах, желавших пойти на военную службу, и с условием распределения таких лиц по войсковым частям равномерно, «во избежание скопления в некоторых частях порочных людей» [2].
      Но оставались опасения фронтового командования по поводу претворения в жизнь планируемой меры в связи с понижением морального духа армии после отступления 1915 г. Прежде всего решением призвать «порочных людей» в ряды армии уничтожалось важнейшее условие принципа, по которому защита родины могла быть возложена лишь на достойных, а звание солдата являлось высоким и почетным. Военные опасались прилива в армию порочного элемента, могущего оказать разлагающее влияние на окружение нижних чинов, зачастую не обладающих достаточно устойчивыми воззрениями и нравственным развитием для противостояния вредному влиянию представителей преступного мира [3]. Это представлялось важным, «когда воспитательные меры неосуществимы, а надзор за каждым отдельным бойцом затруднителен». «Допущение в ряды войск лиц, не заслуживающих доверия по своим нравственным качествам и своим дурным примером могущих оказать растлевающее влияние, является вопросом, решение коего требует вообще особой осторожности и в особенности ввиду того, что среди офицеров состава армий имеется достаточный процент малоопыт-
      1. См. п. 5 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 230, 240-242а. Переписка дежурного генерала, начальника штаба ВГК, военного министерства и Главного штаба, 27-30 августа 1915 г., 8, 4 сентября 1915 г.
      3. Там же. Д. 805. Л. 17-18. /223/
      ных прапорщиков», — подчеркивало командование Юго-Западного фронта. Большое количество заявлений от бывших уголовников с просьбой принять их на военную службу не убеждало в своей искренности. Наоборот, такая отправка на фронт рассматривалась просто как шанс выйти на свободу. В армии вообще сомневались, что «питомцы тюрьмы или исправительных арестантских отделений в массе были бы проникнуты чувствами патриотизма», в то время как в такой войне дисциплинированность и стойкость являются основным залогом успешных боевых действий. Вред от таких порочных людей мог быть гораздо большим, нежели ожидаемая польза. По мнению начальника штаба Киевского военного округа, нижние чины из состава бывших заключенных будут пытаться уйти из армии через совершение нового преступления. Если их высылать в запасной батальон с тем, чтобы там держать все время войны, то, в сущности, такая высылка явится им своего рода наградой, т. к. их будут кормить, одевать и не пошлют на войну. Вместе с тем призыв уголовников засорит запасной батальон, и без того уже переполненный [1]. Другие представители фронтового командования настаивали в отказе прихода на фронт грабителей, особенно рецидивистов, профессиональных преступников, двукратно наказанных за кражу, мошенничество или присвоение вверенного имущества. Из этой группы исключались убийцы по неосторожности, а также лица по особому ходатайству тюремных властей.
      В целом фронтовое командование признало практическую потребность такой меры, которая заставляла «поступиться теоретическими соображениями», и в конечном счете согласилось на допущение в армию по особым ходатайствам порочных лиц, за исключением лишенных всех прав состояния [2]. Инициатива военного ведомства получила поддержку в Главном штабе с уточнением, чтобы из допущенных в войска были исключены осужденные за разбой, грабеж, вымогательство, присвоение и растрату чужого имущества, кражу
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 16.
      2. Там же. Л. 2-3. Начальники штаба Юго-Западного и Северного фронтов — дежурному генералу при ВТК, 19, 21 сентября 1915 г. /224/
      и мошенничество, ибо такого рода элемент «развращающе будет действовать на среду нижних чинов и, несомненно, будет способствовать развитию в армии мародерства» [1]. Вопрос этот вскоре был представлен на обсуждение в министерство юстиции и, наконец, императору в январе 1916 г. [2] Подписанное 3 февраля 1916 г. (в порядке статьи 87) положение Совета министров позволяло привлекать на военную службу лиц, состоящих под судом или следствием, а также отбывающих наказание по суду, за исключением тех, кто привлечен к суду за преступные деяния, влекущие за собою лишение всех прав состояния, либо всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, т. е. за наиболее тяжкие преступления [3]. Реально речь шла о предоставлении отсрочки наказания для таких лиц до конца войны. Но это не распространялось на нижние чины, относительно которых последовало бы требование их начальников о немедленном приведении приговоров над ними в исполнение [4]. После указа от 3 февраля 1916 г. увеличилось количество осужденных, просивших перевода на воинскую службу. Обычно такие ходатайства сопровождались типовым желанием «искупить свой проступок своею кровью за Государя и родину». Однако прошения осужденных по более тяжким статьям оставлялись без ответа [5].
      Одновременно подобный вопрос встал и относительно осужденных за воинские преступления на военной службе [6]. Предполагалось их принять на военные окопные, обозные работы, т. к. на них как раз допускались лица, лишенные воинского звания [7].
      Но здесь мнения командующих армиями разделились по вопросу правильного их использования для дела обороны. Одни командармы вообще были против использования таких
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 242-242а; Д. 805. Л. 1.
      2. Там же. Д. 805. Л. 239, 249 об.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 1-2, 16-16 об.
      4. Там же. Л. 2 об.
      5. РГВИА. Ф. 1343. Оп. 2. Д. 247. Л. 189, 191.
      6. См. п. 2 таблицы категорий преступников.
      7. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 490. Выписка и заявления, поданные присяжными заседателями Екатеринбургского окружного суда на январской сессии 1916 г. /225/
      лиц в тылу армии, опасаясь, что военные преступники, особенно осужденные за побеги, членовредительство, мародерство и другие проступки, могли войти в контакт с нижними чинами инженерных организаций, дружин, запасных батальонов, работавших в тылу, оказывая на них не менее вредное влияние, чем если бы это было в войсковом районе. Главнокомандующий армиями Западного фронта также выступал против привлечения на военную службу осужденных приговорами судов к лишению воинского звания в тылу армии, мотивируя это тем же аргументом о «моральном влиянии» [1].
      Были и голоса за привлечение на работы для нужд армии лиц, лишенных по суду воинского звания, мотивированные мнением, что в любом случае они тем самым потратят время на то, чтобы заслужить себе прощение и сделаться выдающимися воинами [2]. В некоторых штабах полагали даже возможным использовать такой труд на самом фронте в тюремных мастерских или в качестве артелей подневольных чернорабочих при погрузке и разгрузке интендантских и других грузов в складах, на железных дорогах и пристанях, а также на полевых, дорожных и окопных работах. В конечном счете было признано необходимым привлечение бывших осужденных на разного рода казенные работы для нужд армии во внутренних губерниях империи, но с определенными оговорками. Так, для полевых работ считали возможным использовать только крупные партии таких бывших осужденных в имениях крупных землевладельцев, поскольку в мелких имениях это могло привести к грабежу крестьянских хозяйств и побегам [3].
      В начале 1916 г. министерство внутренних дел возбудило вопрос о принятии на действительную службу лиц, как состоящих под гласным надзором полиции в порядке положения
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 478-478 об. Дежурный генерал штаба армий Западного фронта, 17.4.1916 — дежурному генералу штаба ВГК.
      2. Там же. Л. 475. Начальник штаба Кавказской армии, 30 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК.
      3. Там же. Л. 474-474 об. Начальник штаба Западного фронта, 29 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК. /226/
      о Государственной охране, так и высланных с театра войны по распоряжению военных властей [1]. Проблема заключалась в том, что и те, и другие не призывались на военную службу до истечения срока надзора. Всего таких лиц насчитывалось 1,8 тыс. человек. Они были водворены в Сибири, в отдаленных губерниях Европейской России или состояли под надзором полиции в Европейской России в избранных ими местах жительства. В МВД считали, что среди поднадзорных, высланных в порядке Государственной охраны, много таких, которые не представляют никакой опасности для стойкости войск. Их можно было принять в армию, за исключением тех поднадзорных, пребывание которых в действующей армии по характеру их виновности могло бы представлять опасность для охранения интересов армии или жизни начальствующих лиц. К категории последних причисляли высланных за шпионаж, тайный перевод нарушителей границы (что близко соприкасалось со шпионажем), ярко проявленное германофильство, а также за принадлежность к военно-революционным, террористическим, анархическим и другим революционным организациям.
      Точное число лиц, высланных под надзор полиции военными властями с театра военных действий, согласно Правилам военного положения, не было известно. Но, по имевшимся сведениям, в Сибирь и отдаленные губернии Европейской России выслали свыше 5 тыс. человек. Эти лица признавались военными властями вредными для нахождения даже в тылу армии, и считалось, что допущение их на фронт зависит главным образом от Ставки. Но в тот момент в армии полагали, что они были высланы с театра войны, когда не состояли еще на военной службе. Призыв их в строй позволил бы обеспечить непосредственное наблюдение военного начальства, что стало бы полезным для их вхождения в военную среду и безвредно для дела, поскольку с принятием на действительную службу их социальное положение резко менялось. К тому же опасность привлечения вредных лиц из числа поднадзорных нейтрализовалась бы предварительным согласованием меж-
      1. См. п. 3 и 4 таблицы категорий преступников. /227/
      ду военными властями и губернаторами при рассмотрении дел конкретных поднадзорных перед их отправкой на фронт [1].
      Пытаясь решить проблему пребывания поднадзорных в армии, власти одновременно хотели, с одной стороны, привлечь в армию желавших искренне воевать, а с другой — устранить опасность намеренного поведения со стороны некоторых лиц в стремлении попасть под такой надзор с целью избежать военной службы. Была еще проблема в техническом принятии решения. При принудительном призыве необходим был закон, что могло замедлить дело. Оставался открытым вопрос, куда их призывать: в отдельные части внутри России или в окопные команды. К тому же, не желая давать запрет на просьбы искренних патриотов, власти все же опасались революционной пропаганды со стороны поднадзорных. По этой причине было решено проводить постепенное снятие надзора с тех категорий поднадзорных, которые могли быть допущены в войска, исключая высланных за шпионаж, участие в военно-революционных организациях и т. п. После снятия такого надзора к ним применялся бы принудительный призыв в армию [2]. В связи с этим министерство внутренних дел дало указание губернаторам и градоначальникам о пересмотре постановлений об отдаче под надзор молодых людей призывного возраста, а также ратников и запасных, чтобы снять надзор с тех, состояние которых на военной службе не может вызывать опасений в их неблагонадежности. Главной целью было не допускать в армию «порочных» лиц [3]. В отношении же подчиненных надзору полиции в порядке Правил военного положения ожидались особые распоряжения со стороны военных властей [4].
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373-374. Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.; РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 4 об. МВД — военному министру, 10 января 1916 г.
      2. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. 1221. Л. 2 об. Министр внутренних дел — военному министру, 10 января 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 226. И. д. начальника мобилизационного отдела ГУГШ — дежурному генералу штаба ВГК, 25 января 1916г.; РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373.Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.
      4. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 22 об., 46-47, 50 об., 370. Переписка МВД, Военного министерства, ГУГШ, март 1916 г. /228/
      Существовала еще одна категория осужденных — без лишения прав, но в то же время освобожденных от призыва (как правило, по состоянию здоровья) [1]. Эти лица также стремились выйти из тюрьмы и требовали направления их на военные работы. В этом случае им давалось право взамен заключения бесплатно исполнять военно-инженерные работы на фронтах с учетом срока службы за время тюремного заключения. Такое разрешение было дано в соизволении императора на доклад от 20 января 1916 г. министра юстиции [2]. Несмотря на небольшое количество таких просьб (сначала около 200 прошений), власти были озабочены как характером работ, на которые предполагалось их посылать, так и возможными последствиями самого нахождения бывших преступников с гражданскими рабочими на этих производствах. Для решения вопроса была организована особая межведомственная комиссия при Главном тюремном управлении в составе представителей военного, морского, внутренних дел и юстиции министерств, которая должна была рассмотреть в принципе вопрос о допущении бывших осужденных на работы в тылу [3]. В комиссии высказывались различные мнения за допущение к военно-инженерным работам лиц, привлеченных к ответственности в административном порядке, даже по обвинению в преступных деяниях политического характера, и вообще за возможно широкое допущение на работы без различия категорий и независимо от прежней судимости. Но в конечном счете возобладали голоса за то, чтобы настороженно относиться к самой личности преступников, желавших поступить на военно-инженерные работы. Предписывалось собирать сведения о прежней судимости таких лиц, принимая во внимание характер их преступлений, поведение во время заключения и в целом их «нравственный облик». В конечном итоге на военно-инженерные работы не допускались следующие категории заключенных: отбывающие наказание за некоторые особенно опасные в государственном смысле преступные деяния и во-
      1. См. п. 6 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 239. Министр юстиции — военному министру, 25 января 1916 г.
      3. Там же. Л. 518. /229/
      обще приговоренные к наказаниям, соединенным с лишением права; отличающиеся дурным поведением во время содержания под стражей, при отбывании наказания; могущие явиться вредным или опасным элементом при производстве работ; рецидивисты; отбывающие наказание за возбуждение вражды между отдельными частями или классами населения, между сословиями или за один из видов преступной пропаганды [1]. Допущенных на фронт бывших заключенных предполагалось переводить сначала в фильтрационные пункты в Петрограде, Киеве и Тифлисе и уже оттуда направлять на
      военно-инженерные работы [2]. Практика выдержки бывших подследственных и подсудимых в отдельных частях перед их направлением на военно-инженерные работы существовала и в морском ведомстве с той разницей, что таких лиц изолировали в одном штрафном экипаже (Гомель), через который в январе 1916 г. прошли 1,8 тыс. матросов [3].
      Поднимался и вопрос характера работ, на которые допускались бывшие преступники. Предполагалось организовать отдельные партии из заключенных, не допуская их смешения с гражданскими специалистами, добавив к уже существующим партиям рабочих арестантов на положении особых команд. Представитель военного ведомства в комиссии настаивал, чтобы поступление рабочих следовало непосредственно и по возможности без всяких проволочек за требованием при общем положении предоставить как можно больше рабочих и как можно скорее. В конечном счете было решено, что бывшие арестанты переходят в ведение структур, ведущих военно-инженерные работы, которые должны сами решить вопросы организации рабочих в команды и оплаты их труда [4].
      Оставалась, правда, проблема, где именно использовать труд бывших осужденных — на фронте или в тылу. На фронте это казалось неудобным из-за необходимости создания штата конвоя (личного состава и так не хватало), возможного
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 519-520.
      2. Там же. Л. 516 об. — 517 об. Министр юстиции — начальнику штаба ВТК, 29 мая 1916 г.
      3. Там же. Л. 522 об.
      4. Там же. Л. 520-522. /230/
      общения «нравственно испорченного элемента» с военнопленными (на работах), а также угрозы упадка дисциплины и низкого успеха работ. К концу же 1916 г. приводились и другие аргументы: на театре военных действий существовали трудности при присоединении такого контингента к занятым на оборонительных работах группам военнопленных, инженерно-строительным дружинам, инородческим партиям, мобилизованным среди местного населения рабочим. Появление бывших арестантов могло подорвать уже сложившийся ритм работ и вообще было невозможно в условиях дробления и разбросанности рабочих партий [1].
      Во всяком случае, в Ставке продолжали настаивать на необходимости привлечения бывших заключенных как бесплатных рабочих, чтобы освободить тем самым от работ солдат. Вредное влияние заключенных хотели нейтрализовать тем, что при приеме на работу учитывался бы характер прежней их судимости, самого преступления и поведения под стражей, что устраняло опасность деморализации армии [2].
      После принципиального решения о приеме в армию бывших осужденных, не лишенных прав, а также поднадзорных и воинских преступников, в конце 1916 г. встал вопрос о привлечении к делу обороны и уголовников, настоящих и уже отбывших наказание, лишенных гражданских прав вследствие совершения тяжких преступлений [3]. В Главном штабе насчитывали в 23 возрастах 360 тыс. человек, способных носить оружие [4]. Однако эти проекты не содержали предложения использования таких резервов на самом фронте, только лишь на тыловых работах. Вновь встал вопрос о месте работы. В октябре 1916 г. военный министр Д. С. Шуваев высказал предложение об использовании таких уголовников в военно-рабочих командах на особо тяжелых работах: по испытанию и
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 556. Переписка штабов Западного фронта и ВГК, 30 августа — 12 декабря 1916 г.
      2. Там же. Л. 556 об. — 556а об. Дежурный генерал ВГК — Главному начальнику снабжений Западного фронта, 19 декабря 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1221. Л. 146. См. п. 7 таблицы категорий преступников.
      4. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 14. Сведения Министерства юстиции. /231/
      применению удушливых газов, в химических командах, по постройке и усовершенствованию передовых окопов и искусственных препятствий под огнем противника, а также на некоторых тяжелых работах на заводах. Однако товарищ министра внутренних дел С. А. Куколь-Яснопольский считал эту меру малоосуществимой. В качестве аргументов он приводил тезисы о том, что для содержания команд из «порочных лиц» потребовалось бы большое количество конвойных — как для поддержания дисциплины и порядка, так и (в особенности) для недопущения побегов. С другой стороны, нахождение подобных команд в сфере огня противника могло сказаться на духе войск в «самом нежелательном направлении». Наконец, представлялось невозможным посылать бывших уголовников на заводы, поскольку потребовались бы чрезвычайные меры охраны [1].
      В конце 1916 — начале 1917 г. в связи с общественно-политическим кризисом в стране обострился вопрос об отправке в армию бывших преступников. Так, в Главном штабе опасались разлагающего влияния лиц, находившихся под жандармским надзором, на войска, а с другой стороны, указывали на их незначительное количество [2]. При этом армию беспокоили и допущенные в нее уголовники, и проникновение политических неблагонадежных, часто являвшихся «авторитетами» для первых. Когда с сентября 1916 г. в запасные полки Омского военного округа стали поступать «целыми сотнями» лица, допущенные в армию по закону от 3 февраля 1916г., среди них оказалось много осужденных, о которых были весьма неблагоприятные отзывы жандармской полиции. По данным командующего Омским военным округом, а также енисейского губернатора, бывшие ссыльные из Нарымского края и других районов Сибири, в т.ч. и видные революционные работники РСДРП и ПСР, вели пропаганду против войны, отстаивали интересы рабочих и крестьян, убеждали сослуживцев не исполнять приказаний начальства в случае привлечения к подавлению беспорядков и т. п. Во-
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 5 об., 14.
      2. Там же. Д. 136. Л. 30. /232/
      енные категорически высказывались против их отправки на фронт, поскольку они «нравственно испортят самую лучшую маршевую роту», и убедительно просили избавить войска от преступного элемента [1]. Но бывшие уголовники, как гражданские, так и военные, все равно продолжали поступать в войска, включая передовую линию. Так, в состав Одоевского пехотного полка за период с 4 ноября по 24 декабря 1916 г. было влито из маршевых рот 884 человека беглых, задержанных на разных этапах, а также 19 находившихся под судом матросов. Люди эти даже среди товарищей получили прозвище «каторжников», что сыграло важную роль в волнениях в этом полку в январе 1917 г. [2]
      В запасные батальоны также часто принимались лица с судимостью или отбытием срока наказания, но без лишения гражданских прав. Их было много, до 5-10 %, среди лиц, поступивших в команды для направления в запасные полки гвардии (в Петрограде). Они были судимы за хулиганство, дурное поведение, кражу хлеба, муки, леса, грабеж и попытки грабежа (в т. ч. в составе шаек), буйство, склонность к буйству и пьянству, оскорбление девушек, нападение на помещиков и приставов, участие в аграрном движении, отпадение от православия, агитационную деятельность, а также за стрельбу в портрет царя. Многие из них, уже будучи зачисленными в запасные батальоны, подлежали пересмотру своего статуса и отсылке из гвардии, что стало выясняться только к концу 1916г., после нахождения в гвардии в течение нескольких месяцев [3].
      Февральская революция привнесла новый опыт в вопросе привлечения бывших уголовников к делу обороны. В дни переворота по указу Временного правительства об амнистии от
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 136. Л. 204 об., 213-213 об., 215 об.; Ф. 2000. Оп. 10. Д. 9. Л. 37, 53-54.
      2. РГВИА. Ф. 801. Оп. 28. Д. 28. Л. 41 об., 43 об.
      3. РГВИА. Ф. 16071. On. 1. Д. 107. Л. 20, 23, 31 об., 32-33 об, 56-58 об., 75 об., 77, 79-79 об., 81 об., 82 об., 100, 103 об., 105 об., 106, 165, 232, 239, 336, 339, 349, 372, 385, 389, 390, 392, 393, 400-401, 404, 406, 423 об., 427, 426, 428, 512, 541-545, 561, 562, 578-579, 578-579, 581, 602-611, 612, 621. Сообщения уездных воинских начальников в управление
      запасных гвардейских частей в Петрограде, август — декабрь 1916 г. /233/
      6 марта 1917 г. были освобождены из тюрем почти все уголовники [1]. Но вскоре, согласно статье 10 Указа Временного правительства от 17 марта 1917 г., все лица, совершившие уголовные преступления, или состоящие под следствием или судом, или отбывающие по суду наказания, включая лишенных прав состояния, получали право условного освобождения и зачисления в ряды армии. Теперь условно амнистированные, как стали называть бывших осужденных, имели право пойти на военную службу добровольно на положении охотников, добровольцев с правом заслужить прощение и избавиться вовсе от наказания. Правда, такое зачисление происходило лишь при условии согласия на это принимающих войсковых частей, а не попавшие в части зачислялись в запасные батальоны [2].
      Амнистия и восстановление в правах всех категорий бывших заключенных породили, однако, ряд проблем. В некоторых тюрьмах начались беспорядки с требованием допуска арестантов в армию. С другой стороны, возникло множество недоразумений о порядке призыва. Одни амнистированные воспользовались указанным в законе требованием явиться на призывной пункт, другие, наоборот, стали уклоняться от явки. В этом случае для них был определен срок явки до 15 мая 1917 г., после чего они вновь представали перед законом. Третьи, особенно из ссыльных в Сибири, требовали перед посылкой в армию двухмесячного отпуска для свидания с родственниками, бесплатного проезда и кормовых. Как бы там ни было, фактически бывшие уголовники отнюдь не стремились в армию, затягивая прохождение службы на фронте [3].
      В самой армии бывшие уголовники продолжали совершать преступления, прикрываясь революционными целями, что сходило им с рук. Этим они возбуждали ропот в солдатской среде, ухудшая мотивацию нахождения на фронте.
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 72 об. ГУГШ — военному министру, 4 июля 1917 г.
      2. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 77-78 об. Разъяснение статьи 10 постановления Временного правительства от 17 марта 1917 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 28-29, 41. Переписка ГУГШ с дежурным генералом ВГК, апрель — июль 1917 г. /234/
      «Особенных прав» требовали для себя бывшие «политические», которые требовали вовсе освобождения от воинской службы. В некоторых частях бывшие амнистированные по политическим делам (а за ними по делам о грабежах, убийствах, подделке документов и пр.), апеллируя к своему добровольному приходу в армию, ходатайствовали о восстановлении их в звании унтер-офицеров и поступлении в школы прапорщиков [1].
      Крайне обеспокоенное наплывом бывших уголовников в армию начальство, согласно приказу по военному ведомству № 433 от 10 июля 1917 г., получило право избавить армию от этих лиц [2]. 12 июля Главковерх генерал А. А. Брусилов обратился с письмом к министру-председателю А. Ф. Керенскому, выступая против «загрязнения армии сомнительным сбродом». По его данным, с самого момента посадки на железной дороге для отправления в армию они «буйствуют и разбойничают, пуская в ход ножи и оружие. В войсках они ведут самую вредную пропаганду большевистского толка». По мнению Главковерха, такие лица могли бы быть назначены на наиболее тяжелые работы по обороне, где показали бы стремление к раскаянию [3]. В приказе по военному ведомству № 465 от 14 июля разъяснялось, что такие лица могут быть приняты в войска лишь в качестве охотников и с согласия на это самих войсковых частей [4].
      В августе 1917 г. этот вопрос был поднят Б. В. Савинковым перед новым Главковерхом Л. Г. Корниловым. Наконец, уже в октябре 1917 г. Главное управление Генштаба подготовило документы с предписанием задержать наводнение армии преступниками, немедленно возвращать из войсковых частей в распоряжение прокурорского надзора лиц, оказавшихся в армии без надлежащих документов, а также установить срок, за который необходимо получить свидетельство
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 25-26; 28-29, 41-42, 75, 136, 142-143.
      2. Там же. Д. 1248. Л. 26, 28.
      3. Там же. Л. 29-29 об.
      4. Там же. Л. 25-25 об.; Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1245. Л. 145. /235/
      «о добром поведении», допускающее право дальнейшего пребывания в армии [1].
      По данным министерства юстиции, на август 1917 г. из 130 тыс. (до постановления от 17 марта) освободилось 100 тыс. заключенных [2]. При этом только некоторые из них сразу явились в армию, однако не всех из них приняли, поэтому эта группа находилась в запасных частях внутренних округов. Наконец, третья группа амнистированных, самая многочисленная, воспользовавшись амнистией, никуда не явилась и находилась вне армии. Эта группа занимала, однако, активную общественную позицию. Так, бывшие каторжане из Смоленска предлагали создать самостоятельные боевые единицы партизанского характера (на турецком фронте), что «правильно и благородно разрешит тюремный вопрос» и будет выгодно для дела войны [3]. Были и другие попытки организовать движение бывших уголовных для дела обороны в стране в целом. Образец такой деятельности представлен в Постановлении Петроградской группы бывших уголовных, поступившем в Главный штаб в сентябре 1917 г. Группа протестовала против обвинений в адрес уголовников в развале армии. Уголовники, «озабоченные судьбами свободы и революции», предлагали выделить всех бывших заключенных в особые отряды. Постановление предусматривало также организацию санитарных отрядов из женщин-уголовниц в качестве сестер милосердия. В постановлении заверялось, что «отряды уголовных не только добросовестно, но и геройски будут исполнять возложенные на них обязанности, так как этому будет способствовать кроме преданности уголовных делу свободы и революции, кроме естественного в них чувства любви к их родине и присущее им чувство гордости и личного самолюбия». Одновременно с обращением в Главный штаб группа обратилась с подобным ходатайством в Военный отдел ЦИК Петроградского Совета. Несмотря на всю эксцентричность данного заявления, 30 сентября 1917 г. для его обсуждения было созвано межведомственное совещание
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 26, 29-29 об., 47-47 об.
      2. Там же. Л. 31.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 18 об. /236/
      с участием представителей от министерств внутренних дел, юстиции, политического и главного военно-судебного управлений военного министерства, в присутствии криминалистов и психиатров. Возможно, причиной внимания к этому вопросу были продолжавшие развиваться в руководстве страны идеи о сформировании безоружных рабочих команд из бывших уголовников. Однако совещание даже не поставило вопроса о создании таковых. Требование же образования собственных вооруженных частей из состава бывших уголовников было категорически отвергнуто, «поскольку такие отряды могли лишь увеличить анархию на местах, не принеся ровно никакой пользы военному делу». Совещание соглашалось только на «вкрапление» условно амнистированных в «здоровые воинские части». Создание частей из бывших уголовников допускалось исключительно при формировании их не на фронте, а во внутренних округах, и только тем, кто получит от своих комитетов свидетельства о «добропорядочном поведении». Что же касалось самой «петроградской группы бывших уголовных», то предлагалось сначала подвергнуть ее членов наказанию за неявку на призывные пункты. Впрочем, до этого дело не дошло, т. к. по адресу петроградской артели уголовных помещалось похоронное бюро [1].
      Опыт по привлечению уголовных элементов в армию в годы Первой мировой войны был чрезвычайно многообразен. В русскую армию последовательно направлялось все большее и большее их количество по мере истощения людских ресурсов. Однако массовости такого контингента не удалось обеспечить. Причина была в нарастании множества препятствий: от необходимости оптимальной организации труда в тылу армии на военно-инженерных работах до нейтрализации «вредного» влияния бывших уголовников на различные группы на театре военных действий — военнослужащих, военнопленных, реквизированных рабочих, гражданского населения. Особенно остро вопрос принятия в армию бывших заключенных встал в конце 1916 — начале 1917 г. в связи с нарастанием революционных настроений в армии. Крими-
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 40; Д. 1247. Л. 69. /237/
      нальные группы могли сыграть в этом роль детонирующего фактора. В революционном 1917 г. военное руководство предприняло попытку создания «армии свободной России», используя в т. ч. и призыв к бывшим уголовникам вступать на военную службу. И здесь не удалось обеспечить массового прихода солдат «новой России» из числа бывших преступников. Являясь, в сущности, актом декриминализации военных и гражданских преступлений, эта попытка натолкнулась на противодействие не только уголовного элемента, но и всей остальной армии, в которой широко распространялись антивоенные и революционные настроения. В целом армия и руководство страны не сумели обеспечить равенства тягот для всего населения в годы войны. /238/
      Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва: Издательский дом «Российское военно-историческое общество» ; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
    • Базанов С.Н. Большевизация 5-й армии Северного фронта накануне Великого Октября // Исторические записки. №109. 1983. С. 262-280.
      Автор: Военкомуезд
      БОЛЬШЕВИЗАЦИЯ 5-Й АРМИИ СЕВЕРНОГО ФРОНТА НАКАНУНЕ ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ

      С. Н. Базанов

      Революционное движение в действующей армии в 1917 г. является одной из важнейших проблем истории Великого Октября Однако далеко не все аспекты этой проблемы получили надлежащее освещение в советской историографии. Так, если Северному фронту в целом и его 12-й армии посвящено значительное количество работ [1], то другие армии фронта (1-я и 5-я) в известной степени оставались в тени. Недостаточное внимание к 1-й армии вполне объяснимо (небольшая численность, переброска на Юго-Западный фронт в связи с подготовкой наступления). Иное дело 5-я армия. Ее солдаты, включенные в состав карательного отряда генерала Н. И. Иванова, отказались сражаться с революционными рабочими и солдатами Петрограда и тем самым внесли свой вклад в победу Февральской буржуазно-демократической революции. В период подготовки наступления на фронте, в котором 5-я армия должна была сыграть активную роль, в ней развернулось массовое антивоенное выступление солдат, охватившее значительную часть армии. Накануне Октября большевики 5-й армии, незадолго до того оформившиеся в самостоятельную организацию, сумели повести за собой значительную часть делегатов армейского съезда, и образованный на нем комитет был единственным в действующей армии, где преобладали большевики, а председателем был их представитель Э. М. Склянский. Большевики 5-й армии сыграли важную роль в разгроме мятежа Керенского — Краснова, воспрепятствовав продвижению контрреволюционных частей на помощь мятежникам. Все это убедительно свидетельствует о том, что процесс большевизации 5-й армии Северного фронта заслуживает специального исследования.

      5-я армия занимала левое крыло Северного фронта, в состав которого она вошла после летней кампании 1915 г. В начале 1917 г. линия фронта 5-й армии проходила южнее Якобштадта, от разграничительной линии с 1-й армией и вдоль Западной Двины до разграничительной линии с Западным фронтом у местечка Видзы. В июле — сентябре правый фланг 5-й армии удлинился в связи с переброской 1-й армии на Юго-Западный фронт. Протяженность линии фронта 5-й армии при этом составила 208 км [2]. Штаб ее был в 15 км от передовых позиций, в Двинске. /262/

      В состав 5-й армии в марте — июне входили 13, 14, 19, 28-й армейские и 1-й кавалерийский корпуса; в июле — сентябре — 1, 19 27, 37-й армейские и 1-й кавалерийский корпуса; в октябре- ноябре — 14, 19, 27, 37, 45-й армейские корпуса [3]. Как видим, только 14-й и 19-й армейские корпуса были «коренными», т.е. постоянно находились в составе 5-й армии за весь исследуемый период. Это обстоятельство создает известные трудности в учении процесса большевизации 5-й армии. Фронт и тыл армии находились в Латгалии, входившей в состав Витебской губернии (ныне часть территории Латвийской ССР). Крупнейшим голодом Латгалии был Двинск, находившийся на правом берегу Западной Двины на пересечении Риго-Орловской и Петроградско-Варшавской железных дорог. Накануне первой мировой войны на-селение его составляло 130 тыс. человек. С приближением к Двинску линии фронта многие промышленные предприятия эвакуировались. Сильно уменьшилось и население. Так, в 1915 г. было эвакуировано до 60 предприятий с 5069 рабочими и их семьями [4]. В городе осталось лишь одно крупное предприятие — вагоноремонтные мастерские Риго-Орловской железной дороги (около 800 рабочих). Кроме того, действовало несколько мелких мастерских и кустарных заведений. К кануну Февральской революции население Двинска состояло преимущественно из полупролетарских и мелкобуржуазных элементов. Вот в этом городе с 1915 г. размещался штаб 5-й армии.

      В тыловом ее районе находился второй по значению город Латгалии — Режица. По составу населения он мало отличался от Двинска. Наиболее организованными и сознательными отрядами пролетариата здесь были железнодорожники. Более мелкими городами являлись Люцин, Краславль и др.

      Что касается сельского населения Латгалии, то оно состояло в основном из беднейших крестьян и батраков при сравнительно небольшой прослойке кулачества и середняков. Большинство земель и лесных угодий находилось в руках помещиков (большей частью немецкого и польского происхождения). В целом крестьянская масса Латгалии была значительно более отсталой, чем в других районах Латвии [5]. Все перечисленные причины обусловили относительно невысокую политическую активность пролетарских и крестьянских масс рассматриваемого района. Солдатские массы 5-й армии явились здесь основной политической силой.

      До войны в Двинске действовала большевистская организация, но в годы войны она была разгромлена полицией. К февралю 1917 г. здесь уцелела только партийная группа в мастерских Риго-Орловской железной дороги [6]. В целом же на Северном Фронте до Февральской революции существовало несколько подпольных большевистских групп, которые вели агитационно-пропагандистскую работу в воинских частях [7]. Их деятельность беспокоила командование. На совещании главнокомандующих фрон-/263/-тами, состоявшемся в Ставке 17—18 декабря 1916 г., главнокомандующий армиями Северного фронта генерал Н. В. Рузский отмечал, что «Рига и Двинск несчастье Северного фронта... Это два распропагандированных гнезда» [8].

      Победа Февральской революции привела к легализации существовавших подполью большевистских групп и появлению новых. В создании партийной организации 5-й армии большую роль сыграла 38 пехотная дивизия, входившая в состав 19-го армейского корпуса. Организатором большевиков дивизии был врач Э. М. Склянский, член партии с 1913 г., служивший в 149-м пехотном Черноморском полку. Большую помощь ему оказывал штабс-капитан А. И. Седякин из 151-го пехотного Пятигорского полка, вскоре вступивший в партию большевиков. В марте 1917 г. Склянский и Седякин стали председателями полковых комитетов. На проходившем 20—22 апреля совещании Совета солдатских депутатов 38-й пехотной дивизии Склянский был избран председателем дивизионного Совета, а Седякин — секретарем [9]. Это сразу же сказалось на работе Совета: по предложению Склянского Советом солдатских депутатов 38-й пехотной дивизии была принята резолюция об отношении к войне, посланная Временному правительству, в которой содержался отказ от поддержки его империалистической политики [10]. Позднее, на состоявшемся 9—12 мая в Двинске II съезде 5-й армии, Склянский образовал большевистскую партийную группу [11].

      В апреле — мае 1917 г. в частях армии, стоявших в Двинске, развернули работу такие большевистские организаторы, как поручик 17-й пехотной дивизии С. Н. Крылов, рядовой железнодорожного батальона Т. В. Матузков. В этот же период активную работу вели большевики и во фронтовых частях. Например, в 143-м пехотном Дорогобужском полку активно работали члены большевистской партии А. Козин, И. Карпухин, Г. Шипов, A. Инюшев, Ф. Буланов, И. Винокуров, Ф. Рыбаков [12]. Большевики выступали на митингах перед солдатами 67-го Тарутинского и 68-го Бородинского пехотных полков и других частей Двинского гарнизона [13].

      Нередко агитационно-массовая работа большевиков принимала форму бесед с группами солдат. Например, 6 мая в Двинске солдатом 731-го пехотного Комаровского полка большевиком И. Лежаниным была проведена беседа о текущих событиях с группой солдат из 17-й пехотной дивизии. Лежанин разъяснял солдатам, что назначение А. Ф. Керенского военным министром вместо А. И. Гучкова не изменит положения в стране и на фронте, что для окончания войны и завоевания настоящей свободы народу нужно свергнуть власть капиталистов, что путь к миру и свободе могут указать только большевики и их вождь — B. И. Ленин [14]. /264/

      Армейские большевики поддерживали связи с военной организацией при Петроградском комитете РСДРП(б), а также побывали в Риге, Ревеле, Гельсингфорсе и Кронштадте. Возвращаясь из этих поездок, они привозили агитационную литературу и рассказывали солдатам о революционных событиях в стране [15]. В солдатские организации в период их возникновения и начальной деятельности в марте — апреле попало много меньшевиков и эсеров. В своих выступлениях большевики разоблачали лживый характер обещаний соглашателей, раскрывали сущность их политики. Все это оказывало несомненное влияние па солдатские массы.

      Росту большевистских сил в армии способствовали маршевые роты, прибывавшие почти еженедельно. Они направлялись в 5-ю армию в основном из трех военных округов — Московского, Петроградского и Казанского. Пункты квартирования запасных полков, где формировались маршевые роты, находились в крупных промышленных центрах — Петрограде, Москве, Казани, Ярославле, Нижнем Новгороде, Орле, Екатеринбурге и др. [16] В некоторых запасных полках имелись большевистские организации, которые оказывали немалое влияние на отправлявшиеся в действующую армию маршевые роты.

      При посредстве военного бюро МК РСДРП (б) весной 1917 г. была создана военная организация большевиков Московского гарнизона. С ее помощью были образованы партийные группы в 55, 56, 184, 193-м и 251-м запасных пехотных полках [17]. В 5-ю армию часто присылались маршевые роты, сформированные в 56-м полку [18]. Прибывавшие пополнения приносили с собой агитационную литературу, оказывали революционизирующее влияние на фронтовиков. Об этом красноречиво говорят многочисленные сводки командования: «Влияние прибывающих пополнений отрицательное...», «...прибывающие пополнения, зараженные в тылу духом большевизма, также являются важным слагаемым в сумме причин, влияющих на резкое понижение боеспособности и духа армии» [19] и т. д.

      И действительно, маршевые роты, сформированные в промышленных центрах страны, являлись важным фактором в большевизации 5-й армии, поскольку отражали классовый состав районов расквартирования запасных полков. При этом следует отметить, что по социальному составу 5-я армия отличалась от некоторых других армий. Здесь было много рабочих из Петрограда, Москвы и даже с Урала [20]. Все это создавало благоприятные условия для возникновения большевистской армейской организации. Тем более что за май — июнь, как показано в исследовании академика И. И. Минца, число большевистских групп и членов партии на Северном фронте возросло более чем в 2 раза [21].

      Тем не менее большевистская организация в 5-й армии в этот период не сложилась. По мнению В. И. Миллера, это можно /265/ объяснить рядом причин. С одной стороны, в Двинске не было как отмечалось, большевистской организации, которая могла бы возглавить процесс объединения большевистских групп в воинских частях; не было достаточного числа опытных большевиков и в армии. С другой стороны, постоянные связи, существовавшие у отдельных большевистских групп с Петроградом, создавали условия, при которых образование армейской партийной организации могло показаться излишним [22]. В марте в Двинске была создана объединенная организация РСДРП, куда большевики вошли вместе с меньшевиками [23]. Хотя большевики поддерживали связь с ЦК РСДРП(б), участие в объединенной организации сковывало их борьбу за солдатские массы, мешало проводить собственную линию в солдатских комитетах.

      Итоги первого этапа партийного строительства в армии подвела Всероссийская конференция фронтовых и тыловых организаций партии большевиков, проходившая в Петрограде с 16 по 23 июня. В ее работе приняли участие и делегаты от 5-й армии На заседании 16 июня с докладом о партийной работе в 5-й армии выступил делегат Серов [24]. Конференция внесла серьезный вклад в разработку военной политики партии и сыграла выдающуюся роль в завоевании партией солдатских масс. В результате ее работы упрочились связи местных военных организаций с ЦК партии. Решения конференции вооружили армейских большевиков общей боевой программой действий. В этих решениях были даны ответы на важнейшие вопросы, волновавшие солдатские массы. После конференции деятельность армейских большевиков еще более активизировалась, выросли авторитет и влияние большевистской партии среди солдат.

      Характеризуя политическую обстановку в армии накануне наступления, можно отметить, что к атому времени крайне обострилась борьба между силами реакции и революции за солдат-фронтовиков. Пробным камнем для определения истинной позиции партий и выборных организаций, как известно, явилось их отношение к вопросам войны и мира вообще, братания и наступления в особенности. В результате размежевания по одну сторону встали оборонческий армиском, придаток контрреволюционного командования, и часть соглашательских комитетов, особенно высших, по другую — в основном низовые комитеты, поддерживавшиеся широкими солдатскими массами.

      Борьба солдатских масс 5-й армии под руководством большевиков против наступления на фронте вылилась в крупные антивоенные выступления. Они начались 18 июня в связи с объявлением приказа о наступлении армий Юго-Западного фронта и достигли наивысшей точки 25 июня, когда в отношении многих воинских частей 5-й армии было произведено «вооруженное воздействие» [25]. Эти массовые репрессивные меры продолжались до 8 июля, т. в. до начала наступления на фронте 5-й армии. Сводки /266/ Ставки и донесения командования за вторую половину июня — начало июля постоянно содержали сообщения об антивоенных выступлениях солдат 5-й армии. В составленном командованием армии «Перечне воинских частей, где производились дознания по делам о неисполнении боевых приказов» названо 55 воинских частей [26]. Однако этот список далеко не полный. В хранящихся в Центральном музее Революции СССР тетрадях со списками солдат- «двинцев» [27], помимо указанных в «Перечне» 55 частей, перечислено еще 40 других [28]. В общей сложности в 5-й армии репрессии обрушились на 95 воинских частей, 64 из которых являлись пехотными, особыми пехотными и стрелковыми полками. Таким образом, больше всего арестов было среди «окопных жителей», которым и предстояло принять непосредственное участие в готовящемся наступлении.

      Если учесть, что в конце июня — начале июля по боевому расписанию в 5-й армии находилось 72 пехотных, особых пехотных и стрелковых полка [29], то получается, что антивоенное движение охватило до 90% этих частей. Особенно значительным репрессиям подверглись те части, где было наиболее сильное влияние большевиков и во главе полковых комитетов стояли большевики или им сочувствующие. Общее число арестованных солдат доходило до 20 тыс. [30], а Чрезвычайной следственной комиссией к суду было привлечено 12 725 солдат и 37 офицеров [31].

      После «наведения порядка» командование 5-й армии 8 июля отдало приказ о наступлении, которое уже через два дня провалилось. Потери составили 12 587 солдат и офицеров [32]. Ответственность за эту кровавую авантюру ложилась не только на контрреволюционное командование, но и на соглашателей, таких, как особоуполномоченный военного министра для 5-й армии меньшевик Ю. П. Мазуренко, комиссар армии меньшевик А. Е. Ходоров, председатель армискома народный социалист А. А. Виленкин. 11 июля собралось экстренное заседание армискома, посвященное обсуждению причин неудачи наступления [33]. 15 июля командующий 5-й армией генерал Ю. Н. Данилов в приказе по войскам объявил, что эти причины заключаются «в отсутствии порыва пехоты как результате злостной пропаганды большевиков и общего длительного разложения армии» [34]. Однако генерал не указал главного: солдаты не желали воевать за чуждые им интересы русской и англо-французской буржуазии.

      Эти события помогли солдатам разобраться в антинародном характере политики Временного правительства и в предательстве меньшевиков и эсеров. Солдаты освобождались от «оборончества», вступали в решительную борьбу с буржуазией под лозунгами большевистской партии, оказывали активную помощь армейским большевикам. Например, при содействии солдат большевики 12-й армии не допустили разгрома своих газет, значительное количество которых доставлялось в 5-ю армию. /267/

      Вот что сообщала Ставка в сводке о настроении войск Северного фронта с 23 по 31 июля: «Большевистские лозунги распространяются проникающей в части в громадном количестве газетой «Окопный набат», заменившей закрытую «Окопную правду»» [35].

      Несмотря на начавшийся в июле разгул реакции, армейские большевики и сочувствующие им солдаты старались осуществлять связь с главным революционным центром страны — Петроградом. Так, в своих воспоминаниях И. М. Гронский, бывший в то время заместителем председателя комитета 70-й пехотной дивизии [36], пишет, что в середине июля по поручению полковых комитетов своей дивизии он и солдат 280-го пехотного Сурского полка Иванов ездили в двухнедельную командировку в Петроград. Там они посетили заводы — Путиловский и Новый Лесснер, где беседовали с рабочими, а также «встретились с Н. И. Подвойским и еще одним товарищем из Бюро военной организации большевиков». Подвойского интересовали, вспоминает И. М. Гронский, прежде всего наши связи с солдатскими массами. Еще он особенно настаивал на организации в армии отпора генеральско-кадетской реакции. Далее И. М. Гронский заключает, что «встреча и беседа с Н. И. Подвойским была на редкость плодотворной. Мы получили не только исчерпывающую информацию, но и весьма ценные советы, как нам надлежит вести себя на фронте, что делать для отражения наступления контрреволюции» [37].

      Работа армейских большевиков в этот период осложнилась тем, что из-за арестов сильно уменьшилось число членов партии, силы их были распылены. Вот тогда, в июле — августе 1917 г., постепенно и начала осуществляться в 5-й армии тактика «левого блока». Некоторые эсеры, например, упомянутый выше Гронский, начали сознавать, что Временное правительство идет по пути реакции и сближается с контрреволюционной генеральской верхушкой. Осознав это, они стали склоняться на сторону большевиков. Большевики охотно контактировали с ними, шли навстречу тем, кто борется против Временного правительства. Большевики понимали, что это поможет им завоевать солдатские массы, значительная часть которых была из крестьян и еще шла за эсерами.

      Складывание «левого блока» прослеживается по многим фактам. Он рождался снизу. Так, Гронский в своих воспоминаниях пишет, что солдаты стихийно тянулись к большевикам, а организовывать их было почти некому. В некоторых полковых комитетах не осталось ни одного члена большевистской партии. «Поэтому я, — пишет далее Гронский, — попросил Петрашкевича и Николюка (офицеры 279-го пехотного Лохвицкого полка, сочувствующие большевикам. — С. Б.) помочь большевикам, солдатам 279-го Лохвицкого полка и других частей в организации партийных групп и снабжении их большевистской литературой. С подобного рода /268/ просьбами я не раз обращался к сочувствующим нам офицерам я других частей (в 277-м пехотном Переяславском полку — к поручику Шлезингеру, в 278-м пехотном Кромском полку — к поручику Рогову и другим). И они, надо сказать, оказали нам существенную помощь. В сентябре и особенно в октябре во всех частях и крупных командах дивизии (70-й пехотной дивизии. — С. Б.) мы уже имели оформившиеся большевистские организаций» [38].

      Агитационно-пропагандистская работа большевиков среди солдатских масс в этот период проводилась путем сочетания легальной и нелегальной деятельности. Так, наряду с нелегальным распространением большевистской литературы в полках 70-й и 120-й пехотных дивизий большевики широко использовали публичные читки газет не только соглашательских, но и правого направления. В них большевики отыскивали и зачитывали солдатам откровенно реакционные по своему характеру высказывания, которые как нельзя лучше разоблачали соглашателей и контрреволюционеров всех мастей. Самое же главное, к этому средству пропаганды нельзя было придраться контрреволюционному командованию [39].

      О скрытой работе большевиков догадывалось командование. Но выявить большевистских агитаторов ему не удавалось, так как солдатская масса не выдавала их. Основная ее часть уже поддерживала политику большевиков. В начале августа в донесении в Ставку комиссар 5-й армии А. Е. Ходоров отмечал: «Запрещение митингов и собраний не дает возможности выявляться массовым эксцессам, но по единичным случаям, имеющим место, чувствуется какая-то агитация, но уловить содержание, планомерность и форму пока не удалось» [40]. В сводке сведений о настроении на Северном фронте за время с 10 по 19 августа сообщалось, что «и в 5-й и в 12-й армиях по-прежнему отмечается деятельность большевиков, которая, однако, стала носить характер скрытой подпольной работы» [41]. А в своем отчете в Ставку за период с 16 по 20 августа тот же Ходоров отмечал заметную активизацию солдатской массы и дальнейшее обострение классовой борьбы в армии [42]. Активизация солдатских масс выражалась в требованиях отмены смертной казни на фронте, демократизации армии, освобождения из-под ареста солдат, прекращения преследования выборных солдатских организаций. 16 августа состоялся митинг солдат 3-го батальона 479-го пехотного Кадниковского полка, на котором была принята резолюция с требованием освободить арестованных командованием руководителей полковой организации большевиков. Участники митинга высказались против Временного правительства. Аналогичную резолюцию вынесло объединенное заседание ротных комитетов 3-го батальона 719-го пехотного Лысогорского полка, состоявшееся 24 августа [43]. /269/

      Полевение комитетов сильно встревожило соглашательский армиском 5-й армии. На состоявшихся 17 августа корпусных и дивизионных совещаниях отмечалось, что «сильной помехой в деле закрепления положения комитетов является неустойчивость некоторых из них — преимущественно низших (ротных и полковых), подрывающая частой сменой состава самую возможность плодотворной работы» [44].

      В целом же, характеризуя период июля — августа, можно сказать, что, несмотря на репрессивные меры, большевики 5-й армии не прекратили своей деятельности. Они неустанно мобилизовывали и сплачивали массы на борьбу за победу пролетарской революции. Таково было положение в 5-й армии к моменту начала корниловского мятежа.

      Весть о генеральской авантюре всколыхнула солдатские массы. Соглашательский армиском 5-й армии выпустил обращение к солдатам с призывом сохранять спокойствие, особо подчеркнул, что он не выделяет части для подавления корниловщины, так как «этим должно заниматься Временное правительство, а фронт должен отражать наступление немцев» [45]. Отпор мятежу могли дать только солдатские массы под руководством большевиков. Ими было сформировано несколько сводных отрядов, установивших контроль над железнодорожными станциями, а также создан военно-революционный комитет. Как сообщалось в донесении комиссара Ходорова Временному правительству, в связи с выступлением генерала Корнилова за период со 2 по 4 сентября солдаты арестовали 18 офицеров, зарекомендовавших себя отъявленными контрреволюционерами. Аресты имели место в 17-й и и 38-й артиллерийских бригадах, в частях 19-го армейского корпуса, в 717-м пехотном Сандомирском полку, 47-м отдельном тяжелом дивизионе и других частях [46]. Солдатские комитеты действовали и другими методами. В сводках сведений о настроении в армии, переданных в Ставку с 28 августа по 12 сентября, зарегистрировано 20 случаев вынесения низовыми солдатскими комитетами резолюций о смещении, недоверии и контроле над деятельностью командиров [47]. Комиссар 5-й армии Ходоров сообщал Временному правительству: «Корниловская авантюра уже как свое последствие создала повышенное настроение солдатских масс, и в первую очередь это сказалось в подозрительном отношении к командному составу» [48].

      Таким образом, в корниловские дни солдатские массы 5-й армии доказали свою преданность революции, единодушно выступили против мятежников, добились в большинстве случаев их изоляции, смещения с командных постов и ареста. Разгром корниловщины в значительной мере способствовал изживанию последних соглашательских иллюзий. Наступил новый этап большевизации солдатских масс. /270/

      После разгрома генеральского заговора значительная часть низовых солдатских комитетов выступила с резолюциями, в которых настаивала на разгоне контрреволюционного Союза офицеров, чистке командного состава, отмене смертной казни, разрешений политической борьбы в армии [49]. Однако требования солдатских масс шли гораздо дальше этой достаточно умеренной программы. Солдаты требовали заключения мира, безвозмездной передачи земли крестьянам и национализации ее, а наиболее сознательные — передачи всей власти Советам [50]. На такую позицию эсеро-меньшевистское руководство комитетов стать не могло. Это приводило к тому, что солдаты переизбирали комитеты, заменяя соглашателей большевиками и представителями «левого блока».

      После корниловщины (в сентябре — октябре) революционное движение солдатских масс поднялось на новую, более высокую ступень. Солдаты начали выходить из повиновения командованию: не исполнять приказы, переизбирать командиров, вести активную борьбу за мир, брататься с противником. Партии меньшевиков и эсеров быстро утрачивали свое влияние.

      Авторитет же большевиков после корниловских дней резко возрос. Об этом красноречиво свидетельствуют сводки комиссаров и командования о настроении в частях 5-й армии. В сводке помощника комиссара 5-й армии В. С. Долгополова от 15 сентября сообщалось, что «большевистские течения крепнут» [51]. В недельной сводке командования от 17 сентября сообщалось, что «в 187-й дивизии 5-й армии отмечалось значительное влияние большевистской пропаганды» [52]. В сводке командования от 20 сентября говорилось, что «большевистская пропаганда наблюдается в 5-й армии, особенно в частях 120 дивизии» [53]. 21 сентября Долгополов писал, что большевистская агитация усиливается [54]. То же самое сообщалось и в сводках командования от 25 и 29 сентября [55]. 2 октября командующий 5-й армией В. Г. Болдырев докладывал военному министру: «Во всей армии чрезвычайно возросло влияние большевизма» [56].

      ЦК РСДРП(б) уделял большое внимание партийной работе в действующей армии, заслушивал на своих заседаниях сообщения о положении на отдельных фронтах. С такими сообщениями, в частности, трижды (10, 16 и 21 октября) выступал Я. М. Свердлов, докладывавший об обстановке на Северном и Западном фронтах [57]. ЦК оказывал постоянную помощь большевистским организациям в действующей армии, число которых на Северном фронте к этому времени значительно возросло. К концу октября 1917 г. ЦК РСДРП (б) был непосредственно связан, по подсчетам П. А. Голуба, с большевистскими организациями и группами более 80 воинских частей действующей армии [58]. В адресной книге ЦК РСДРП (б) значатся 11 воинских частей 5-й армии, имевших с ним переписку, среди которых отмечен и 149-й пехотный Чер-/271/-номорский полк. От его большевистской группы переписку вел Э. М. Склянский [59].

      Солдаты 5-й армии ноодпокритно посылали свои депутации в Петроградский и Московский Советы. Так, 27 сентября комитетом 479-го пехотного Кадниковского полка был делегирован в Моссовет член комитета В. Фролов. Ему поручили передать благодарность Моссовету за горячее участие в дело освобождения из Бутырской тюрьмы двинцев, особенно однополчан — большевиков П. Ф. Федотова, М. Е. Летунова, Политова и др. [60] 17 октября Московский Совет посетила делегация комитета 37-го армейского корпуса [61]. Посылка солдатских делегаций в революционные центры способствовала росту и укреплению большевистских организаций в армии.

      Руководители армейских большевиков посылали членов партии в ЦК для получения инструкций и агитационной литературы. С таким поручением от большевиков 14-го армейского корпуса 17 октября отправился в Петроград член корпусного комитета Г. М. Чертов [62]. ЦК партии, в свою очередь, посылал к армейским большевикам видных партийных деятелей для инструктирования и укрепления связей с центром. В середине сентября большевиков 5-й армии посетил В. Н. Залежский [63], а в середине октября — делегация петроградских партийных работников, возглавляемая Б. П. Позерном [64].

      О тактике большевистской работы в армии пишет в своих воспоминаниях служивший в то время вольноопределяющимся в одной из частей 5-й армии большевик Г. Я. Мерэн: «Основные силы наличных в армии большевиков были направлены на низовые солдатские массы. Отдельные большевики в войсковых частях создали группы большевистски настроенных солдат, распространяли свое влияние на низовые войсковые комитеты, устанавливали связь между собой, а также с ЦК и в первую очередь с военной организацией» [65]. Этим в значительной мере и объясняется тот факт, что большевизация комитетов начиналась снизу.

      Этот процесс отражен в ряде воспоминаний участников революционных событий в 5-й армии. И. М. Гронский пишет, что «во всех частях и командах дивизии (70-й пехотной.— С. Б.) эсеры и особенно меньшевики потерпели поражение. Количество избранных в комитеты сторонников этих двух партий сократилось. Перевыборы принесли победу большевикам» [66]. Н. А. Брыкин сообщает, что во второй половине сентября солдаты 16-го Особого пехотного полка под руководством выпущенных по их настоянию из двинской тюрьмы большевиков «взялись за перевыборы полкового комитета, комиссара, ротных судов и всякого рода комиссий. Ушков (большевик. — С. Б.) был избран комиссаром полка, Студии (большевик.— С. Б.) — председателем полкового комитета, меня избрали председателем полковой организации большевиков» [67]. /272/

      Процесс большевизации отчетливо прослеживается и по сводкам сведений, отправлявшихся из армии в штаб фронта. В сводке за период от 30 сентября по 6 октября отмечалось: «От полковых и высших комитетов все чаще и чаще поступают заявления, что они утрачивают доверие масс и бессильны что-либо сделать...». А за 5—12 октября сообщалось, что «в настоящее время происходят перевыборы комитетов; результаты еще неизвестны, но процентное отношение большевиков растет». Следующая сводка (за 20—27 октября) подтвердила это предположение: «Перевыборы комитетов дали перевес большевикам» [68].

      Одновременно с завоеванием солдатских организаций большевики развернули работу по созданию своей организации в масштабе всей армии. Существовавшая в Двинске организация РСДРП была, как уже отмечалось, объединенной. В имевшуюся при ней военную секцию входило, по данным на август 1917 г., 275 человек [69]. На состоявшемся 22 сентября в Двинске собрании этой организации произошло размежевание большевиков и меньшевиков 5-й армии [70].

      Вслед за тем был избран Двинский комитет РСДРП (б). Порвав с меньшевиками и создав свою организацию, большевики Двинска подготовили благоприятные условия для создания большевистской организации 5-й армии. Пока же при городском комитете РСДРП (б) образовался армейский большевистский центр. Разрозненные до этого отдельные организации и группы обрели наконец единство. Руководство партийной работой возглавили энергичные вожаки армейских большевиков: Э. М. Склянский, А. И. Седякин, И. М. Кригер, Н. Д. Собакин и др. [71]

      Созданию армейской организации большевиков способствовало также то, что вскоре оформился ряд самостоятельных большевистских организаций в тыловых частях 5-й армии, расположенных в крупных населенных пунктах, в частности в Дагде, Режице, Краславле [72]. Двинский комитет РСДРП(б) совместно с временным армейским большевистским центром стал готовиться к армейской партийной конференции.

      Перед этим состоялись конференции соглашательских партий (22—24 сентября у эсеров и 3—4 октября у меньшевиков), все еще пытавшихся повести за собой солдат. Однако важнейший вопрос — о мире — на этих конференциях либо вовсе игнорировался (у эсеров) [73], либо решался отрицательно (у меньшевиков) [74]. Это усиливало тяготение солдат в сторону большевиков.

      Новым шагом в укреплении позиций большевиков 5-й армии накануне Великого Октября явилось их оформление в единую организацию. Инициаторами созыва I конференции большевистских организаций 5-й армии (Двинск, 8—9 октября) были Э. М. Склянский, А. И. Седякин, И. М. Кригер [75]. На конференцию прибыли 34 делегата с правом решающего голоса и 25— с правом совещательного, представлявшие около 2 тыс. членов /273/ партии от трех корпусов армии. (Военные организации остальные двух корпусов не прислали своих представителей, так как до них не дошли телеграфные сообщения о конференции [76]) Прибыли представители от большевистских организаций гарнизонов Витебска, Двинска, Дагды, Краславля, Люцина и др. [77].

      Сообщения делегатов конференции показали, что подавляющее большинство солдат доверяет партии большевиков, требует перехода власти в руки Советов и заключения демократического мира. В резолюции, принятой после докладов с мест, конференция призвала армейских большевиков «с еще большей энергией основывать организации в частях и развивать существующие», а в резолюции о текущем моменте провозглашалось, что «спасение революции, спасение республики только в переходе власти к Советам рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов» [78].

      Конференция избрала Бюро военной организации большевиков 5-й армии из 11 человек (во главе с Э. М. Склянским) и выдвинула 9 кандидатов в Учредительное собрание. Четверо из них были непосредственно из 5-й армии (Склянский, Седякин, Собакин, Андреев), а остальные из списков ЦК РСДРП (б) [79]. Бюро военной организации большевиков 5-й армии, послав в секретариат ЦК партии отчет о конференции, просило прислать литературу, посвященную выборам в Учредительное собрание, на что был получен положительный ответ [80].

      Бюро начало свою работу в тесном контакте с Двинским комитетом РСДРП(б), установило связь с военной организацией большевиков 12-й армии, а также с организациями большевиков Режицы и Витебска.

      После исторического решения ЦК РСДРП (б) от 10 октября о вооруженном восстании большевики Северного фронта мобилизовали все свои силы на выполнение ленинского плана взятия власти пролетариатом. 15—16 октября в Вендене состоялась учредительная конференция военных большевистских организаций всего Северного фронта. На нее собрались представители от организаций Балтийского флота, дислоцировавшегося в Финляндии, 42-го отдельного армейского корпуса, 1, 5, 12-й армий [81]. Конференция заслушала доклады с мест, обсудила текущий момент, вопрос о выборах в Учредительное собрание. Она прошла под знаком единства и сплочения большевиков Северного фронта вокруг ЦК партии, полностью поддержала его курс на вооруженное восстание.

      Объединение работающих на фронте большевиков в армейские и фронтовые организации позволяло ЦК РСДРП(б) усилить руководство большевистскими организациями действующей армии, направить их деятельность на решение общепартийных задач, связанных с подготовкой и проведением социалистической революции. Важнейшей задачей большевиков 5-й армии на дан-/274/-ном этапе были перевыборы соглашательского армискома. Многие части армии выдвигали подобные требования на своих собраниях, что видно из сводок командовании и периодической печати того времени [82]. И октябре оказались переизбранными большинство ротных и полковых комитетом и часть комитетом высшего звена. К октябрю большевики повели за собой значительную долю полковых, дивизионных и даже корпусных комитетов 5-й армии.

      Все это требовало созыва армейского съезда, где предстояло переизбрать армиском. Военная организация большевиков 5-й армии мобилизовала партийные силы на местах, развернула борьбу за избрание на съезд своих представителей.

      III съезд начал свою работу 16 октября в Двинске. 5-ю армию представляли 392 делегата [83]. Первым выступил командующий 5-й армией генерал В. Г. Болдырев. Он говорил о «невозможности немедленного мира» и «преступности братанья» [84]. Затем съезд избрал президиум, включавший по три представителя от больших и по одному от малых фракций: Э. М. Склянский, А. И. Седикин, К. С. Рожкевич (большевики), В. Л. Колеров, И. Ф. Модницей, Качарский (эсеры) [85], Харитонов (меньшевик-интернационалист), Ю. П. Мазуренко (меньшевик-оборонец) и А. А. Виленкин (народный социалист). Председателем съезда делегаты избрали руководителя большевистской организации 5-й армии Э. М. Склянского. Но меньшевистско-эсеровская часть съезда потребовала переголосования путем выхода в разные двери: в левую — те, кто голосует за Склянского, в правую — за эсера Колерова. Однако переголосование все равно дало перевес кандидатуре Склянского. За него голосовали 199 делегатов, а за Колерова — 193 делегата [86].

      На съезде большевики разоблачали соглашателей, подробно излагали линию партии но вопросам земли и мира. Используя колебании меньшевиков-интернационалистов, левых эсеров, максималистов, большевики успешно проводили свою линию, что отразилось в принятых съездом резолюциях. Так, в первый день работы но предложению большевиков съезд принял резолюцию о работе армискома. Прежнее руководство было охарактеризовано как недемократичное и оторванное от масс [87]. 17 октября съезд принял резолюцию о передаче всей земли, вод, лесов и сельскохозяйственного инвентаря в полное распоряжение земельных комитетов [88]. Съезд указал (19 октября) на сложность политического и экономического положения в стране и подчеркнул, что выход из него — созыв II Всероссийского съезда Советов [89]. Правые эсеры и меньшевики-оборонцы пытались снять вопрос о передаче власти в руки Советов. Против этих попыток решительно выступили большевики, которых поддержала часть левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов. Склянский в своей речи дал ответ соглашателям: «Мы не должны ждать Учредительного собрания, которое уже откладывалось не без согласия оборонцев, ко-/275/-торые возражают и против съезда Советов. Главнейшая задача нашего съезда — это избрать делегатов на съезд Советов, который созывается не для срыва Учредительного собрания, а для обеспечении его созыва, и от съезда Советов мы обязаны потребовать проведении тех мер, которые семь месяцев ждет вся революционная армии» [90].

      Таким образом, по аграрному вопросу и текущему моменту были приняты в основном большевистские резолюции. Остальные разрабатывались также в большевистском духе (о мире, об отношении к командному составу и др.). Этому способствовало практическое осуществление большевиками 5-й армии, с июля — августа 1917 г., тактики «левого блока». Они сумели привлечь на свою сторону левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов, что сказалось на работе съезда.

      Немаловажную роль в поднятии авторитета большевиков на съезде сыграло присутствие на нем группы видных петроградских партийных работников во главе с Б. П. По зерном [91], посланной ЦК РСДРП (б) на Северный фронт с целью инструктирования, агитации и связи [92]. Петроградские большевики информировали своих товарищей из 5-й армии о решениях ЦК партии, о задачах, которые должны выполнить армейские большевики в общем плане восстания. Посланцы столицы выступили на съезде с приветствием от Петроградского Совета [93].

      Завершая свою работу (20 октября), съезд избрал новый состав армискома во главе с Э. М. Склянским, его заместителем стал А. И. Седякин. В армиском вошло 28 большевиков, в том числе Н. Д. Собакин, И. М. Кригер, С. В. Шапурин, Г. Я. Мерэн, Ашмарин, а также 7 меньшевиков-интернационалистов, 23 эсера и 2 меньшевика-оборонца [94]. Это был первый во фронтовых частях армейский комитет с такой многочисленной фракцией большевиков.

      Победа большевиков на III армейском съезде ускорила переход на большевистские позиции крупных выборных организаций 5-й армии и ее тылового района. 20—22 октября в Двинске состоялось собрание солдат-латышей 5-й армии, избравшее свое бюро в составе 6 большевиков и 1 меньшевика-интернационалиста [95]. 22 октября на заседании Режицкого Совета был избран новый состав Исполнительного комитета. В него вошли 10 большевиков и 5 представителей партий эсеров и меньшевиков. Председателем Совета был избран солдат 3-го железнодорожного батальона большевик П. Н. Солонко [96]. Незначительное преимущество у соглашателей оставалось пока в Двинском и Люцинском Советах [97].

      Большевики 5-й армии смогли добиться крупных успехов благодаря тому, что создали в частях и соединениях разветвленную сеть партийных групп, организовали их в масштабе армии, провели огромную агитационно-пропагандистскую работу среди /276/ солдат. Свою роль сыграли печать, маршевые роты, рабочие делегации на фронт, а также делегации, посылаемые солдатами в Петроград, Москву, Ригу и другие революционные центры.

      Рост большевистского влияния на фронте способствовал усилению большевизации солдатских комитетов, которая выразилась в изгнании из них соглашателей, выдвижении требований заключения мира, разрешения аграрного вопроса, полной демократизации армии и передачи власти Советам. Переизбранные комитеты становились фактической властью в пределах своей части, и ни одно распоряжение командного состава не выполнялось без их санкции. С каждым днем Временное правительство и командование все больше теряли возможность не только политического, но и оперативного управления войсками.

      В. И. Ленин писал, что к октябрю — ноябрю 1917 г. армия была наполовину большевистской. «Следовательно, в армии большевики тоже имели уже к ноябрю 1917 года политический «ударный кулак», который обеспечивал им подавляющий перевес сил в решающем пункте в решающий момент. Ни о каком сопротивлении со стороны армии против Октябрьской революции пролетариата, против завоевания политической власти пролетариатом, не могло быть и речи...» [98].

      Успех большевиков на III армейском съезде подготовил переход большинства солдат 5-й армии Северного фронта на сторону революции. В последний день работы съезда (20 октября) начальник штаба фронта генерал С. Г. Лукирский доложил по прямому проводу в Ставку генералу Н. Н. Духонину: «1-я и 5-я армии заявили, что они пойдут не за Временным правительством, а за Петроградским Советом» [99]. Такова была политическая обстановка в 5-й армии накануне Великого Октября.

      На основании вышеизложенного большевизацию солдатских масс 5-й армии Северного фронта можно условно разделить на три основных периода: 1) образование в армии большевистских групп, сплочение вокруг них наиболее сознательных солдат (март — июнь); 2) полевение солдатских масс после июльских событий и начало складывания «левого блока» в 5-й армии (июль — август); 3) новая ступень полевения солдатских масс после корниловщины, образование самостоятельной большевистской организации, практическое осуществление политики «левого блока», в частности в ходе III армейского съезда, переход большинства солдат на сторону революции (сентябрь — октябрь). Процесс большевизации солдатских масс 5-й армии окончательно завершился вскоре после победы Великого Октября в ходе установления власти Советов.

      1. Капустин М. И. Солдаты Северного фронта в борьбе за власть Советов. М., 1957; Шурыгин Ф. А. Революционное движение солдатских масс Северного фронта в 1917 году. М., 1958; Рипа Е. И. Военно-революционные комитеты района XII армии в 1917 г. на не-/237/-оккупированной территории Латвии. Рига, 1969; Смольников А. С. Большевизация XII армии Северного фронта в 1917 году. М., 1979.
      2. ЦГВИА, ф. 2031 (Штаб главнокомандующего армиями Северного фронта), оп. 1, д. 539.
      3. Там же, д. 212, л. 631—631 об.; д. 214, л. 316—322; ф. 2122 (Штаб 5-й армии), оп. 1, д. 561, л. 211—213, 271—276; д. 652, л. 102—105 об.
      4. Очерки экономической истории Латвии (1900—1917). Рига, 1968, с. 290.
      5. Яковенко А. М. V армия в период мирного развития революции (март — июнь 1917 г.).— Изв. АН ЛатвССР, 1978, № 2, с. 104—105.
      6. Денисенко В. С. Солдаты пятой.— В кн.: Октябрь на фронте: Воспоминания. М., 1967, с. 93; Миллер В. И. Солдатские комитеты русской армии в 1917 г.: (Возникновение и начальный период деятельности). М., 1974, с. 192.
      7. Шелюбский А. П. Большевистская пропаганда и революционное движение на Северном фронте накануне 1917 г.— Вопр. ист., 1947, № 2, с. 73.
      8. Разложение армии в 1917 г.: Сб. док. М.; Л., 1925, с. 7.
      9. Миллер В. И. Указ. соч., с. 194—195.
      10. Революционное движение в России в апреле 1917 г. Апрельский кризис: Документы и материалы. М., 1958, с. 785—786.
      11. Денисенко В. С. Указ. соч., с. 96— 97.
      12. Там же, с. 95.
      13. Якупов Н. М. Партия большевиков в борьбе за армию в период двоевластия. Киев, 1972, с. 116.
      14. Громова 3. М. Борьба большевиков за солдатские массы на Северном фронте в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. Рига, 1955, с. 129.
      15. Якупов Н. М. Указ. соч., с. 116.
      16. ЦГВИА, ф. 2003 (Ставка / Штаб верховного главнокомандующего /), оп. 2, д. 468, 498, 510; ф. 2015 (Управление военного комиссара Временного правительства при верховном главнокомандующем), оп. 1, д. 54; ф. 2031, оп. 1, д. 1550; оп. 2, д. 295, 306.
      17. Андреев А. М. Солдатские массы гарнизонов русской армии в Октябрьской революции. М., 1975 с. 59—60; Вооруженные силы Безликого Октября. М., 1977, с. 127-128.
      18. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 2, д. 295 л. 98—98 об., 112, 151—151 об.
      19. Там же, оп. 1, д. 1550, л. 24 об. 63.
      20. Якупов Н. М. Указ. соч., с. 45.
      21. Минц И. И. История Великого Октября: В 3-х т. 2-е изд. М., 1978 т. 2, с. 400.
      22. Миллер В. И. Указ. соч., с. 195—196.
      23. К маю 1917 г. объединенная организация РСДРП в Двинске насчитывала 315 членов. Возглавлял ее меньшевик М. И. Кром. См.: Всероссийская конференция меньшевистских и объединенных организаций РСДРП 6—12 мая 1917 г. в Петрограде. Пг., 1917, с. 30.
      24. Борьба партии большевиков за армию в социалистической революции: Сб. док. М., 1977, с. 179.
      25. Более подробно об этом см.: Громова 3. М. Провал июньского наступления и июльские дни на Северном фронте. — Изв. АН ЛатвССР, 1955, № 4; Журавлев Г. И. Борьба солдатских масс против летнего наступления на фронте (июнь —июль 1917 г.). — Исторические записки, М., 1957, т. 61.
      26. ЦГВИА, ф. 366 (Военный кабинет министра-председателя и политическое управление Военного министерства), оп. 2, д. 17, л. 217. Этот «Перечень» с неточностями и пропусками опубликован в кн.: Двинцы: Сборник воспоминаний участников Октябрьских боев в Москве и документы. М., 1957, с. 158—159.
      27. «Двинцы» — революционные солдаты 5-й армии, арестованные за антивоенные выступления в июне — июле 1917 г. Содержались в двинской тюрьме, а затем в количестве 869 человек — в Бутырской, в Москве. 22 сентября по требованию МК РСДРП (б) и Моссовета освобождены. Из них был создан отряд, принявший участие в Октябрьском вооруженном восстании в Москве. /278/
      28. Центральный музей Революции СССР. ГИК, Вс. 5047/15 аб., Д 112-2 р.
      29. ЦГВПА, ф. 2031, оп. 1, д. 212, л. 631—631 об.
      30. Такую цифру называет П. Ф. Федотов, бывший в то время одним из руководителей большевиков 479-го пехотного Кадниковского полка. См.: Двинцы, с. 19.
      31. Революционное движение в русской армии. 27 февраля — 24 октября 1917 г.: Сб. док. М., 1968, с. 376—377.
      32. ЦГВИА, ф. 2122, оп. 1, д. 680, л. 282.
      33. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии (Двинск), 1917, 15 июля.
      34. ЦГВИА, ф. 2122, оп. 2, д. 13, ч. II, л. 313—313 об.
      35. Революционное движение в России в июле 1917 г. Июльский кризис: Документы и материалы. М., 1959, с. 436—437.
      36. И. М. Гронский в то время был эсером-максималистом, но в июльские дни поддерживал партию большевиков, а впоследствии вступил в нее. По его воспоминаниям можно проследить, как в 5-й армии складывался «левый блок».
      37. Гронский И. М. 1917 год. Записки солдата.— Новый мир, 1977, № 10, С. 193—195. О подобных же поездках в Петроград, Кронштадт, Гельсингфорс, Ревель и другие пролетарские центры сообщает в своих воспоминаниях бывший тогда председателем комитета 143-го пехотного Дорогобужского полка (36-я пехотная дивизия) В. С. Денисенко (Указ. соч., с. 94—95). Однако следует отметить, что такие поездки осуществлялись с большим трудом и не носили регулярного характера (см.: Гронский И. М. Указ. соч., с. 199).
      38. Гронский И. М. Указ. соч., с. 199.
      39. Об этом пишет И. М. Гронский (Указ. соч., с. 196—197), а также доносит комиссар 5-й армии А. Е. Ходоров в Управление военного комиссара Временного правительства при верховном главнокомандующем. См.: ЦГВИА, ф. 2015, оп. 1, д. 54, л. 124.
      40. ЦГВИА, ф. 366, оп. 1, д. 227, л. 59.
      41. ЦГВИА, ф. 2015, оп. 1, д. 57, л. 91.
      42. ЦГВИА, ф. 366, оп. 1, д. 227, л. 63—64.
      43. Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий: В 4-х т. М., 1960, т. 3. 26 июля — 11 сентября 1917 г., с. 211; Революционное движение в России в августе 1917 г. Разгром корниловского мятежа: Документы и материалы. М., 1959, с. 283—284.
      44. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 23 авг.
      45. Там же, 1917, 31 авг.
      46. Минц И. И. Указ. соч., т. 2, с. 650.
      47. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 41—46 об. (Подсчет автора).
      48. ЦГАОР СССР, ф. 1235 (ВЦИК), оп. 36, д. 180, л. 107.
      49. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 61—61 об.
      50. Рабочий путь, 1917, 30 сент.
      51. О положении армии накануне Октября (Донесения комиссаров Временного правительства и командиров воинских частей действующей армии).— Исторический архив, 1957, № 6, с. 37.
      52. Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий: В 4-х т. М., 1961, т. 4. 12 сент.— 25 окт. 1917 г. с. 78.
      53. ЦГВИА, ф. 2003, оп. 4, д. 31, л. 24 об.
      54. Армия в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции.— Красный архив, 1937, т. 84, с. 168—169.
      55. Исторический архив, 1957, № 6, с. 37, 44.
      56. Муратов X. И. Революционное движение в русской армии в 1917 году. М., 1958, с. 103.
      57. Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). Авг. 1917 — февр. 1918. М., 1958, с. 84, 94, 117.
      58. Голуб П. А. Большевики и армия в трех революциях. М., 1977, с. 145.
      59. Аникеев В. В. Деятельность ЦК РСДРП (б) в 1917 году: Хроника событий. М., 1969, с. 447—473.
      60. ЦГВИА, ф. 2433 (120-я пехотная дивизия), оп. 1, д. 7, л. 63 об., 64.
      61. Солдат, 1917, 20 окт. /279/
      62. Чертов Г. М. У истоков Октября: (Воспоминания о первой мировой войне и 1917 г. на фронте. Петроград накануне Октябрьского вооруженного восстания) / Рукопись. Государственный музей Великой Октябрьской социалистической революции (Ленинград), Отдел фондов, ф. 6 (Воспоминания активных участников Великой Октябрьской социалистической революции), с. 36—37.
      63. Аникеев В. В. Указ. соч., т. 285, 290.
      64. Рабочий и солдат, 1917, 22 окт.
      65. Мерэн Г. Я. Октябрь в V армии Северного фронта.— Знамя, 1933, № 11, с. 140.
      66. Гронский И. М. Записки солдата.— Новый мир, 1977, № 11, с. 206.
      67. Брыкин Н. А. Начало жизни.— Звезда, 1937, № 11, с. 242—243.
      68. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 71—72, 77 об.— 78, 93—93 об.
      69. Миллер В. И. Военные организации меньшевиков в 1917 г.: (К постановке проблемы).— В кн.: Банкротство мелкобуржуазных партий России, 1917—1922 гг. М., 1977, ч. 2, с. 210.
      70. Рабочий путь, 1917, 28 сент.
      71. Шапурин С. В. На переднем крае.— В кн.: Октябрь на фронте: Воспоминания, с. 104.
      72. Дризул А. А. Великий Октябрь в Латвии: Канун, история, значение. Рига, 1977, с. 268.
      73. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 27 сент.
      74. Там же, 1917, 10, 12 окт.
      75. Вооруженные силы Великого Октября, с. 144.
      76. Рабочий путь, 1917, 26 окт.
      77. Андреев А. М. Указ. соч., с. 299.
      78. Солдат, 1917, 22 окт.
      79. Революционное движение в России накануне Октябрьского вооруженного восстания (1—24 октября 4917 г.): Документы и материалы. М., 1962, с. 379.
      80. Переписка секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными организациями. (Март — октябрь 1917): Сб. док. М., 1957, с. 96.
      81. Окопный набат, 1917, 17 окт.
      82. Рабочий путь, 1917, 7 окт.; ИГапъ. СССР, ф. 1235, оп. 78, д. 98, л. 44-49; ЦГВИА, ф. 2003, оп. 4, д. 44, л. 45 об.; ф. 2433, оп. 1, д. 3, л. 17 об.
      83. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 22 окт.
      84. Из дневника ген. Болдырева.— Красный архив, 1927, т. 23, с. 271—272.
      85. Самостоятельная фракция левых эсеров не была представлена на съезде, поскольку входила в единую эсеровскую организацию.— Новый мир, 1977, № 10, с. 206.
      86. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 22 окт.
      87. Там же, 1917, 24 окт.
      88. Окопный набат, 1917, 20 окт.
      89. Рабочий путь, 1917, 21 окт.
      90. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 24 окт.
      91. По предложению Склянского Позерн 17 октября был избран почетным членом президиума съезда.— Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 24 окт.
      93. Рабочий и солдат, 1917, 22 окт.
      93. Рабочий путь, 1917, 18 окт.
      94. Мерэн Г. Я. Указ. соч., с. 141; III ап урин С. В. Указ. соч., с. 104—105.
      95. Кайминь Я. Латышские стрелки в борьбе за победу Октябрьской революции, 1917—1918. Рига, 1961, с. 347.
      96. Изв. Режицкого Совета солдатских. рабочих и крестьянских депутатов, 1917, 25 окт.; Солонко П. // Врагам нет пути к Петрограду! — Красная звезда, 1966, 4 нояб.
      97. Смирнов А. М. Трудящиеся Латгалии и солдаты V армии Северного фронта в борьбе за Советскую власть в 1917 году.— Изв. АН ЛатвССР, 1963, № 11, с. 13.
      98. Ленин В. И. Полн: собр. соч., т. 40, с. 10.
      99. Великая Октябрьская социалистическая революция, т. 4, с. 515.

      Исторические записки. №109. 1983. С. 262-280.