Парунин А. В. Тайбугиды: от клана к княжеской династии

Парунин А. В. Тайбугиды: от клана к княжеской династии // Средневековые тюрко-татарские государства. Сборник статей. Вып. 3. – Казань. Изд-во «Ихлас», Институт истории им. Ш. Марджани, 2011. – С. 94-111.

[94] Проблема клановых структур и их роли в социально-политической истории Золотой Орды и ряда позднезолотоордынских тюрко-татарских государств относительно недавно стала актуальной. Первоначально этой проблематикой заинтересовался Ю. Шамильоглу, отметивший что кланы (четырехчастные в своей основе) в лице института карачи-беев являются передатчиками социально-политических основ государственности Золотой Орды на государства-преемники: Казанское, Касимовское, Крымское, Сибирское ханства. Идеи Ю. Шамильоглу были поддержаны и обстоятельно развиты в трудах Д. М. Исхакова, И. Л. Измайлова, И. М. Миргалеева и др. Исследователи, на основании богатого фактического материала, проследили историю, функции, степень влияния четырехчастной социально-политической структуры в указанных государствах на общее политическое развитие.

Исследователи также обратили внимание на некоторых источниковедческие трудности и проблему расплывчатости самого термина «клан». Д. М. Исхаков определяет термин «клан», как «объединение более общее, чем род, объединявший кровных родичей, или племя, являвшееся потестарно-политическим объединением» [Исхаков, 2007, с.141]. Исследователь проводит определенную связь между понятиям «клан» и «иль», также считая, что данные термины могут применяться в расширительном смысле (владение, либо страна) [Миргалеев, 2010, с.133].

Функции клановых структур, по мнению ряда авторов, нужно искать в эволюции социально-политической организации Монгольской империи, представлявшей собой в XII-начале XIII вв. вертикальную иерархию, состоящую из простых и сложных сегментных единиц, образующий таксономический ряд. В частности, аил была наиболее мелкой единицей в составе монгольского общества; обох или хамаг – более крупной. Единицы не были статичными и изменялись вследствие определенных внешних или внутренних факторов [Исхаков, 2007, с.141-142]. Подобная вертикальная иерархия являлась важной составляющей родоплеменной организации того времени.

[95] Вместе с тем, по причине реформ Чингисхана, традиционная социальная структура была разрушена. По мнению И. М. Миргалеева, причина трансформации кроется в объединительной политике Чингисхана, когда шел целенаправленный процесс смешивания племен [Миргалеев, 2010, с.133]. Создавалась новая вертикальная иерархия и, как отмечают исследователи, «традиционное родство было усложнено до такой степени, что сделало родственные отношения неясными и племенное родство было, вероятно, номинальным» [Миргалеев, 2010, с.134].

Таким образом, клановая структура Золотой Орды базировались на основе прежнего родо-племенного деления, однако, со значительным изменением функций, характеристика которых напрямую связана с институтом карача-беев (или четыре улусных эмира). По существу, карачи-беи в имеющихся источниках были наделены различного рода государственными и бюрократическими функциями: делопроизводство и функционирование бюрократического аппарата управления [Шамильоглу, 1993, с.45-46], политическая поддержка хана и перекрестные супружеские союзы между ханом и лидерами правящих племен [Исхаков, 2009, с.25]. Тем самым отмечается, что клановая структура вместе с сегментами и ядром (институтом карача-беев) находится в постоянной эволюции, сопряженной с изменениями во времени и пространстве [Исхаков, 2009, с.24].

Суммируя все вышесказанное, стоит согласиться с вышеозначенными выводами исследователей и одновременно заострить внимание на ряде спорных и невыясненных моментов.

В частности, опираясь на известную неопределенность термина «клан», следует кратко остановиться на некоторых его определениях. В этнографической и исторической литературе термин «клан» часто увязывается с термином «род» (Л. Дрэгеп, Дж. Мердок, Ю. М. Сапрыкин, Г. И. Зверева и др.) [Дрэгеп, 1986, с.64; Ламажаа, 2008, с.122-123]. По мнению А. Рэдклиффа-Брауна, клан – это сегмент общества, включающийся в себе всех родственников по матери и отцу. Социолог Э. Гидденс понимает клан более развернуто. По его мнению, клан выходит за рамки обычных прямых семейных родственных связей, имеет схожие религиозные верования, экономические интересы и локализуется на определенной местности [Ламажаа, 2008, с.126].

Следует согласиться с Ч. К. Ламажаа, что социально- и политантропологические, этнографические трактовки кланов нередко смешиваются с понятиями род, семья, община и т.д. При этом в [96] политологии, различных социально-экономических подходах также присутствуют свои трактовки клана, которые прежде всего придаются политические и неформальные черты [Ламажаа, 2008, с.128-129]. Стоит отметить, что речь здесь идет о многовариантности понятия «клан», что усложняет перенос функций этого определения на социальную историю Золотой Орды и тюрко-татарских государств XV-XVII вв. Положение осложняется и актуализацией изучения таких понятий как «клан», «клановость», «трайбализм». Причем эти термины используются как в публицистике, так и в научной литературе. Они применяются одними учеными при описании только архаических обществ; другие же прослеживают клановость во всех обществах во все времена. С клановой системой увязываются деструктивные феномены современности (например, преступность) или термин «род» и т.д. [Ламажаа, 2007, с.133].

Выше мы отметили, что термин «клан», используемый для обозначения социально-политической структуры Золотой Орды, тесно увязывается с понятием «род», «генеалогия», «семья», имеющий, при этом, более развернутые функции. При этом использовалась этнографическая дефиниция термина [Исхаков, 2007, с.141]. Указанная эволюция социально-политических институтов рассматриваемых государств требует корректировки как самого термина «клан», так и его наполнения. Эволюцию клановой структуры автор указанный статьи предполагает наметить на всестороннем рассмотрении княжеской династии Тайбугидов, клановое подразделение которых рядом авторов отождествляется с буркутами.

Принадлежность Тайбугидов к клану буркут отметил в своих исследованиях Д. М. Исхаков [Исхаков, 2009, с.24-30; Исхаков, 2009, с.117-120]. С выводами Д. М. Исхакова согласились Ж. М. Сабитов [Сабитов, 2010, с.32-36] и Д. Н. Маслюженко, при этом отметившего, что буркуты в составе улуса Шибана фиксируются только в источниках прошибанидской направленности [Маслюженко, 2010, с.17].

Некоторые источники проливают свет и на этническое происхождение данного клана. Клан буркут обозначен в двух местах «Таварих-и гузида-йи Нусрат-наме». В первом случае, буркуты были упомянуты как одно из четырех десятитысячных подразделений, переданных Шибана за проявленную доблесть во время Западного похода 1236-1242 гг.: «имена предводителей этих сорока тысяч [таковы]: кыйат Бурулдай бик, затем дед [предок] бика из кунгратов, Тайбуга из буркутов, Тукбука из тюменей» (араб.паг. Текст [97] подготовлен И. Мустакимовым) [Исхаков, 2009, с.25]. При этом в том же источнике, в кратких описаниях родов и племен сказано: «Племена баркут, тумаут, тулас – ответвления племени ойрат – жили на р.Селенге. Каждое из них имело своего предводителя, и все они были подчинены Чингис-хану» [Таварих, 1967, с.83].

По мнению А. М. Акрамова, автор «Нусрат-наме» заимствовал первую часть с кратким описанием племен из «Сборник летописей» Рашид ад-Дина» [Таварих, 1967, с.24]. Действительно, Рашид ад-Дин, описывая краткую историю подчиненных Чингисхану племен указывает среди прочих племя баргут (баркут~буркут?), являющееся ответвлением племени ойрат. Географическая локализация данного племен – район Баргуджин-Токум, от чего, по мнению персидского историка, баргуты получили свое название [Рашид ад-Дин, Т.1., кн.1, 1952, с.121].

Судя по всему, баргуты в XIII веке имели немалое влияние среди Чингисидов: члены данного клана фиксируются среди Хулагуидов («Джурджаган, атабек Аргун-хана») и Золотой Орды («Саталмыш, был старшим и уважаемым эмиром во времена государя ислама….(он) взял (в жены) дочь Менгу-Тимура, Курд-фуджин, которая раньше был супругой султана Кермана Союргатамыша»). При этом внуки уже упомянутого Джурджагана занимали должности тысячников, т.е. выполняли военные функции в государстве [Рашид ад-Дин, Т.1., кн.1, 1952, с.121]. При этом сведения персидского историка хорошо согласуются с с уже упомянутыми сведениями из «Нусрат-наме», где фиксируется «Тайбуга из буркутов», глава десятитысячного отряда.

Поиск более ранней истории клана буркут требуют дополнительного анализа, однако предварительно можно сопоставить упоминаемые функции клана буркут поздней историографии XVI-XVIII вв. со сведениями более ранних авторов. Этому способствуют и военно-административные обязанности клана в XIII веке, и система т.н. перекрестных супружеских союзов, хорошо фиксируемая в источниках. Новые данные позволяют более четко очертить влияние клана буркут, распространявшееся, как было указано выше, и на правящие роды Хулагуидского Ирана и Золотой Орды.

М. Иванич связывает буркутов с родоначальником Буркыт-беком, пришедшим по сведениям «Дафтар-и Чингиз-наме» вместе с Чингисханом: «Буркыт-бек. В татарских шаджаре упоминается как Боркит/Бортик/Буркат/Буртак-бек. Согласно шаджаре, буркуты [98] перекочевали из Крыма в район Урала» [Иванич, 2001, с.318]. При этом исследовательница отмечает, что время составления данного источника – рубеж XVII-XVIII вв, а сам Дафтар изобилует фольклорными элементами, в результате чего сложно вычленить историческую основу повествования [Иванич, 2001, с.314]. Буркуты также упомянуты и в несколько шеджере Татарстана, Башкирии и бывшей Уфимской губернии: причем в одном из них сказано, что Буркыт би жил во времена Чингисхана [Исхаков, 2006, с.28].

Впрочем, приведенные М. Иванич факты из «Дафтар-и Чингиз-наме» хорошо согласуются со следующим отрывком из «Таварих-и гузида-йи Нусрат-наме»: «Бесспорно признавая, что Шибан-хан совершил добрые дела (имеется в виду проявленная доблесть во время Западного похода 1236-1242 гг. – А. П.), он (т.е. Бату) дал под его начало сорок тысяч человек и отправил [в поход] на Крым и Кафу. Находясь в походе, Шибан совершил еще много великих дел» [Мустакимов, 2010, с.22]. По итогам этого похода Бату передал Шибану уже упоминавшиеся четыре десятитысячных подразделений, во главе одного из которых был Тайбуга. Как отмечают источники, после завоевания Крыма и Кафы, Шибан подчинил себе вилайеты Улак и Курал, предварительно отождествляемый исследователями с территориями Польши, Молдавии и Венгрии [Мустакимов, 2010, с.23-25]. Очевидно, данные соображения позволили Ж. М. Сабитову утверждать, что буркуты не были коренным сибирским племенем (кланом), а прикочевали сюда лишь в во второй половины XIV в. [Сабитов, 2010, с.35].

Также стоит отметить и еще один источник начала XVIII века (приблизительно 20-е годы) «Тарих-и Кипчаки», в котором указывается «область Тара» (вилайят Чимги/Чинги-Тура – А. П.), которая была родиной буркутов» [Материалы, 1969, с.390]. Однако при этом стоит отметить, что сочинение, при рассказе о деятельности Абу-л-Хайр-хана носило достаточно компилятивный и конспективный характер, опиралось на такие сочинения, как «Таварих-и гузида-йи Нусрат-наме» и «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани». Таким образом, происхождение и ранняя история буркутов в Западной Сибири представляется недостаточно выясненным. Наиболее обширные, но зачастую фрагментарные сведения о буркутах содержатся в «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани», написанном приблизительно в середине XVI века [Материалы, 1969, с.136].

[99] Впервые буркуты фигурируют в «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани», где речь идет об откочевке ряда эмиров и вождей от Джумадук-хана, начало правления которого относится к 829 г.х. (13 XI 1425 – 1 XI 1426) [Тизенгаузен, 1941, с.54]. При этом отмечается: «Когда эмиры потеряли надежду на благоволение и милость хана, они [все] вместе бежали из ставки хана и, прибыв в местность Джайтар-Джалкин, соединились с эмирами и предводителями войск, такими, как Кепек-Ходжа-бий мангыт, Умар-бий буркут, Мута-ходжа, Турди-ходжа мангыт, Джатан-Мадр нукус, Бай-ходжа-бахадур, Сарыг-Шиман мангыт, которые опоясались поясом вражды и противления Джумадук-хану» [Материалы, 1969, с.141]. Однако та же группа эмиров участвовала в организации заговора и убийства ногайского мирзы Гази-бея. При этом неясно участвовал ли Умар-бий буркут в данном мероприятии или нет. В любом случае, источник фиксирует участие буркутов в заговоре и дальнейшем убийстве Джумадук-хана, вероятно в 1429 году. При этом, судя из вышеупомянутого сообщения Умар-бий носил высокий военный титул и был военачальником: на это может указывать и факт перечисления крупных эмиров, к которым присоединились мятежники.

В 833 г.х. (1429-1430 гг.) Абу-л-Хайр-хан «в благополучии и счастии утвердился на троне государя и на престоле владетеля государства» [Материалы, 1969, с.144]. Первым внешнеполитическим актом нового хана явилось бескровное покорение Чимги-Туры, совершившееся, очевидно, в том же году. На следующем отрывке из сочинения следует остановиться подробнее: «Когда знамена победы бросили тень прибытия над головами жителей города Тара, 'Адад-бек буркут, который был хакимом города Тара, и Кибек-Ходжа-бий буркут со всеми эмирами, вождями и прочими военачальниками, пройдя через двери содействия и подчинения, стали мулазимами повелителя мира...

[И] другие владетели меча и пера, слуги и приближенные из могущественных султанов и высокопоставленных эмиров [также] поспешили ко двору великого государя» [Материалы, 1969, с.144]. Налицо расширение военно-административных функций буркутов в сравнении с предыдущем временем в составе распадающегося улуса Шибана. Если Умар-бий был крупным военачальником при Шибанидах, то его родственники Адад-бек и Кибек-Ходжа-бий, очевидно, являлись управленцами и администраторами крупнейшего города Западной Сибири в XV веке. Исследователи указывают, что, [100] скорее всего, Кибек-Ходжа-бий, являлся главой мусульманской общины города, на что указывает его титул – ходжа, стоящий после имени [Ислам на краю света, 2007, с.154]. Вероятно, буркуты в одиночку управляли городом, разделяя между собой властные функции – общая система управления (хаким Адад-бек), духовная жизнь (Кибек-Ходжа-бий) и военные функции (Умар-бий). Про последнего стоит оговориться: связи Умар-бия с Чимги-Турой в источниках не фиксируются, однако он мог присутствовать на церемонии коронации Абу-л-Хайр-хана, поскольку его имя затем упоминается в походе против Махмуд-Ходжи-хана, состоявшегося сразу же после занятия Чимги-Туры [Материалы, 1969, с.146].

В источниках фиксируется и внешняя политика Чимги-Туры, вероятно, осуществляемая буркутами. А-З. Валиди Тоган, опираясь на историка XVI в. Утемиш-Хаджи, сообщает о том, что Махмуд-Ходжа-хан «воевал с представителями эля Тура (имеется в виду правящая верхушка – клан буркут – А. П.) против тюменей кунграт и салджигут» [Исхаков, 2006, с.14]. Конкретные детали войны между кланами, их итоги и причины нам, к сожалению, неизвестны. Однако фиксация союза Чингизида и «представителей эля Тура» свидетельствует о самостоятельности правящей верхушки, способности проводить локальную внешнюю политику.

Таким образом, клан буркут был инкорпорирован в социальный состав формировавшегося Государства кочевых узбеков в качестве эмиров войск. Имена Умар-бия, Кибек-Ходжа-бия и Адад-бека упоминаются в числе эмиров и предводителей войск правого и левого крыла при походах на Махмуд-Ходжу-хана, на Хорезм, а также Махмуд-хана и Ахмад-хана [Материалы, 1969, с.146-153]. Смена социального статуса повлекла за собой и смену полномочий: данный клан более не фиксируется источниками в составе государственного устройства Чимги-Туры. Напротив, по данным «Нусрат-наме» даругами Чимги-Туры сразу после коронования Абу-л-Хайра становятся племена (кланы) дурман и ички. Причем, упоминание лидеров клана ички Илин-Ходжа и Суфра-ходжа может свидетельствовать о том, что они управляли религиозной жизнью города [Материалы, 1969, с.16]. «Шейбани-наме» дает более полный список даруг: «Их имена таковы: Йахши-бек-бахадур, Кутлук-Бука-бахадур, Й'акуб и Кара-Кирай [и] Шайх-Суфи-бек; из эля кушчи — 'Али-Хаджи и Даулат-ходжа; из людей [племени] найман — Кара-'Усман, Суфи-бек и Акча-Урус; из людей [племени] уйгур — Ходжа-Лак-бахадур; из людей [101] [племени] курлаут — Йумадук-бахадур, Сабур-Шайх-бахадур и Йадгар-бахадур. Это общество [эмиров Абу-л-Хайр-хан] за благожелательство [их] удостоил назначением на должность даруга вилайета Чинги-Тура» [Материалы, 1969, с.96]. Вероятно, Абу-л-Хайром была проведена полная смена управленческого аппарата города.

Деятельность Тайбугидов-буркутов в составе государства Абу-л-Хайра тесно связывается с достаточно оригинальной теорией Ж.М.Сабитова о том, что Тайбугиды сибирских летописей возможно отождествляются с уже упомянутыми персонажами из клана буркут [Сабитов, 2010, с.34-35].

Вот что сообщает Основная редакция Есиповской летописи: «(По нем же (т.е. после Тайбуги – А. П.) княжил сын его Ходжа, по нем Ходжин сын Мар. (Маровы дети Адер и) Ябалак» [ПСРЛ, 1986, Т.36, с.47]. Причем, по мнению Ж. М. Сабитова, Ходжа Тайбугид – это Кепек-ходжа буркут, а Мар – Умар-бий [Сабитов, 2010, с.34-35]. По сообщениям Есиповской летописи, «Князь же Мар женат был на сестре казанского царя Упака. (Сей же казанский царь) Упак зятя своего Мара уби и градом облада, и владе много лет» [ПСРЛ, 1986, Т.36, с.47]. Д. Н. Маслюженко, в целом положительно встретивший данную гипотезу, отметил натяжку в виде преклонного возраста Мара (Умар-бия), когда тот женился на сестре Ибак-хана [Маслюженко, 2011, с.99].

На наш взгляд, разрешение данной проблемы может быть напрямую связано с военным противостоянием Абу-л-Хайра с Махмуд-ханом и Ахмад-ханом; упомянутые события нашли отражение в историографии. Первым исследователем, обстоятельно проанализировавшем данный вопрос был М. Г. Сафаргалиев. Автор исходит из того, что указанные события могли происходить после взятия Хорезма в 1431 году, следовательно, Махмуд и Ахмед не могли являться сыновьями Кучук-Мухаммеда, которому в тот год не могло быть более 14 лет. Этот вывод подтолкнул автора к предположению, что указанные ханы были сыновьями Хаджи-Мухаммеда [Сафаргалиев, 1960, с.208-209]. Б. А. Ахмедов, опираясь на данные «Бахр ал-Асрар» сделал предположение, что Махмуд и Ахмад были сыновьями Кучук-Мухаммеда [Ахмедов, 1965, с.49-50]. Мнение Б. А. Ахмедова поддержал Т. И. Султанов, со ссылкой на сочинение Махмуда бен Вали [Кляшторный, Султанов, 1992, с.221-222], а также И. В. Зайцев [Зайцев, 2006, с.36], Д. Н. Маслюженко [Маслюженко, 2008, с.79], Ж. М. Сабитов [Сабитов, 2010, с.34], отметивший при этом, что [102] упомянутые события происходили в начале 60-х гг. XV века. При этом исследователь, проводя источниковедческий анализ «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани», указывает что Масуд Кухистани вряд ли мог общаться с очевидцами тех событий, поскольку прошло более 80 лет [Сабитов, 2009, с.166], оттого в событийном ряде «Тарих-и» могли произойти структурные изменения, и вражду с Махмудом и Ахмедом стоит передвинуть на более поздний срок.

В целом соглашаясь с мнением исследователей, хотелось бы отметить, что имена предводителей и вождей войск, которые перечисляются в соответствующих абзацах при наступлении на Хорезм, уверенно локализуемого в рамках начала 30-х гг. XV века¹ и войны против Ахмада и Махмуда, относящейся к началу 60-х годов, во многом совпадают². Так, Адад-бек буркут и Бузунджар-бий кыйат фиксируются в обоих местах, как и многие другие представители кланов. При столь большом хронологическом разбросе активное участие упомянутых военных вождей вряд ли было бы возможным в силу преклонного возраста. Судя по занимаемым должностями еще в Чимги-Туре Адад-беку и Кибек-Ходжа-бию к моменту войну с сыновьями Кучук-Мухаммеда должно было быть не менее 70 лет, что вряд ли возможно, особенно если учитывать версию Ж. М. Сабитова о том, что Кибек-Ходжа был отцом Умар-бия, к 1428 году ставшего уже известным военачальником. Если принимать во внимание данную гипотезу, мы должны поставить под сомнение сопоставление Кибек-ходжа и Умар-бий с Ходжой и Маром Сибирских летописей, поскольку Умар-бию (Мару) к моменту женитьбы на сестре Ибак-хана должно было быть не менее 70 лет, на что указывал и Д. Н. Маслюженко [Маслюженко, 2011, с.99]. А упоминание практически одновременно в источниках Умар-бия как крупного военного лидера и Кибек-Ходжи-бия, как возможного главы мусульманской общины Чимги-Туры не позволяет отождествить их родство как отец – сын. Таким образом, все вышесказанное несколько осложняет [103] отождествление со сведениями Сибирских летописей, и, очевидно, нуждается в дальнейшей разработке.

Вместе с тем, стоит выдвинуть предположение, что война Абу-л-Хайра с сыновьями Кучук-Мухаммеда как бы наложилась на более ранние события, вероятно связанные, с итогами военной кампании против Хорезма. «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани» сообщает, что сразу после занятия Хорзема, «Абу-л-Хайр-хан…утвердился на троне владычествования» [Материалы, 1969, с.151], т.е. перенес столицу из Чимги-Туры в Хорезм. Одновременно следует разделять ханскую столицу и временную кочевую ставку Абу-л-Хайра, которая упоминается при его возвращении в Дешт-и-Кипчак [Материалы, 1969, с.152].

Про Махмуда и Ахмада прежде всего сказано, что они «были из падишахов потомства Джучи, не пошли ногою повиновения и послушания и, подняв знамя мятежа и бунта, находились на стоянке непокорности и непослушания» [Материалы, 1969, с.153]. Анализируя указанные события, М. Г. Сафаргалиев предположил, что речь здесь идет о восстании сыновей Хаджи-Мухаммед-хана, причиной для которого якобы послужила военная кампания Абу-л-Хайр-хана против Хорезма [Сафаргалиев, 1960, с.208]. Однако источники не фиксируют Ахмада среди сыновей Хаджи-Мухаммеда [Материалы, 1969, с.350], что значительно усложняет предлагаемую гипотезу. При этом сложно отрицать наличие неких оппозиционных сил на северной окраине Государства кочевых узбеков, учитывая насильственный характер присоединения одного из улусов (Махмуда-Ходжи).

Возможно, к этим событиям примыкают немногочисленные сведения в источниках об утверждении династии Хаджи-Мухаммеда в Чимги-Туре. Татарский историк XIX века Шихабутдин Марджани, располагавший не дошедшими до нашего времени другими материалами, пишет: ««Сибирское государство есть государство Хаджи Мухаммеда, сына Али. Резиденция его государства находилась от крепости Тобол 12 верст выше, в городе Искер, иначе называемая Сибирью» [Сафаргалиев, 1960, с.224]. Схожие данные указываются и при описании биографии касимовца Арслана: «Его отец Али, его предки Кучум, Муртазаали, Абак, Махмуд, Хаджимухаммед были сибирскими ханами» [Трепавлов, 2011, с.96]. Схожие упоминания содержатся и в книге османского историка середины XVIII века Сейида Мухаммеда Ризы «Ас-саб’ ас-саййар», где «потомки Хаджи-Мухаммеда в области Сибирь стали независимыми [правителями]» [Негри, 1844, с.381; Мустакимов, 2010, с.27]. Подобные упоминания, [104] по-видимому были связаны с уже устоявшейся историографической традицией, в которой подчеркивалась определенная преемственность власти в Сибирском юрте начиная с первых десятилетий XV века и заканчивая последними годами существования Сибирского ханства при Кучуме.

Все имеющиеся свидетельства, конечно, не делают гипотезу о наложении различных событий в «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани» доминантной, однако позволяют примирить некоторые противоречия в сопоставлении династии Тайбугидов и клана буркут. При всем этом стоит подчеркнуть, что династический союз Тайбугидов и Шибанидов, постулируемый в Сибирских летописях, иными источниками пока не подтвержден. Кратко суммируя все вышесказанное, можно подчеркнуть, что клан буркут в составе Государства кочевых узбеков играл немалую роль, что напрямую отождествляется с активным участием в военных походах Абу-л-Хайр-хана, а также супружеским союзом, поскольку «от жены (из племени) буркут» у хана было двое сыновей – Шах-Будаг-султан и Ходжа-Мухаммад [Материалы, 1969, с.35]. Очевидно, практика подобных союзов была частым явлением того времени, что позволяло тому или иному клану укрепить свой политический и социальный статус.

Династический союз Ибак-хана и Мара Тайбугида явился закономерным продолжением данной политики и был, возможно, связан, с выделением нового родового домена Тайбугидам уже непосредственно в начальный этап истории Тюменского ханства. Вопрос о коренных владениях Тайбугидов остается нерешенным вследствие отсутствия упоминания этих территорий в источниках. Однако это обстоятельство не мешало исследователям выдвигать гипотезы и предположения. Ж. М. Сабитов предположил, что буркуты, пользуясь влиянием в ханстве Абулхайра, сохранили руководство над Турой (видимо, Чимги-Турой. – А. П.) [Сабитов, 2010, с.35]. А. Г. Нестеров склонился к версии, что первоначальным центром династии Тайбугидов стала Кызыл-Тура, сам же род был автохтонного происхождения [Нестеров, 1988, с.16]. Д. Н. Маслюженко, на основании анализа известий из Сибирских летописей, отметил наличие «отголосков неких ишимских владений» Тайбугидов [Маслюженко, 2010, с.11]. Г. Л. Файзрахманов, не подкрепляя свое мнение источниками, отметил, что «в 1460-1480-е годы ханом в Чимги-Туре был Тайбугин Мар», однако разразившаяся война между Шибанидами и Тайбугидами привела к своеобразной [105] рокировке: правивший до этого, якобы, в Кызыл-Туре Ибак-хан, становится правителем Чимги-Туры; и, наоборот, Тайбугиды становятся беками Шибанидов и вновь перебираются (как и ранее) в Кызыл-Туру [Файзрахманов, 2007, с.120-121]. Таким образом, исследователи четко отождествляют домен Тайбугидов с Кызыл-Турой, что, в свою очередь, объясняется немногочисленностью городских центров в Западной Сибири в тот период времени.

Косвенные данные о населении Кызыл-Туры (отождествляемого с Красноярским городищем) помогает получить археология. В частности, Е. М. Данченко отмечает, что радиоуглеродный анализ сгоревших остатков деревянных конструкций городища дает хронологический отрезок 1243-1438 гг. Сооружение защитных укреплений, по мнению исследователя, является заслугой бакальского населения, оставившего весьма обширный керамический срез. Наиболее поздняя керамика, зафиксированная на памятнике, уже может принадлежать сибирским татарам [Данченко, 2008, с.55-56]. Таким образом, предварительно можно отметить, что Кызыл-Тура во второй половине XV века была заселена иноэтничным населением, определяемым исследователями как сибирские татары.

Вопрос о возможном приобретении (или возвращении) домена Тайбугидами, на наш взгляд, напрямую связан с темпами социальной эволюции клана буркут как подразделения в составе Чингизидских государств. Но все же своеобразный «переход» от кланового подразделения до уровня династии уловить чрезвычайно сложно: можно лишь отметить факт наличия собственных владений как одно из условий подобной трансформации. В 20-х гг. XV века буркуты были управляющим кланом в период отсутствия легитимного хана, в последующее время исполняли военные функции при новом лидере Шибанидов и укрепляли свое положение путем династического брака. Очевидно, в период функционирования полноценного Тюменского ханства (возможно, начиная с 60-х гг. XV в.), путем заключения нового брака уже с Ибак-ханом, социальный статус Тайбугидов был повышен: они перестали составлять чиновничий аппарат и начали формировать собственный улус. Вероятно, образование улуса стало следствием неких внутренних реформ Ибак-хана по созданию территориально-административной системы ханства, в составе которого могли быть и новообразованные автономии.

Укрепление социального и политического статуса Тайбугидов также было связано и с последующей слабостью центральной власти [106] Чимги-Туры, на что указывают в своих исследованиях Г. Л. Файзрахманов и Д. Н. Маслюженко. Г. Л. Файзрахманов предположил, что ослабление власти Ибак-хана было связано, в первую очередь, с недостаточным вниманием внутренней политики и большой самостоятельностью улусных эмиров (в том числе Тайбугидов) [Файзрахманов, 2007, с.127]. Д. Н. Маслюженко также апеллирует в своей работе к подобным выводам, указывая при этом на сложные отношения с Шейбани-ханом и репрессии против башкирских родов [Маслюженко, 2008, с.97, 101]. Апогеем же политического статуса Тайбугидов явилось хрестоматийное упоминание об убийстве Ибак-хана, локализуемого большинством исследователей в 1495 году: «По сем Ядеров сын Мамет казанского царя уби Упака и град свой Чингиден разруши, и отиде оттуду внутрь Сибирския земли, и постави себе град на реке Иртише, и назва его град Сибирь, сий рече начальний» [ПСРЛ, 1986, Т.36, с.47]. Данные события повлекли за собой мощный толчок к развитию самостоятельной нечингизидской государственности, приобретшей свое название в исторической литературе как «Искерское княжество Тайбугидов».

Все вышесказанное позволяет нам вернуться к терминологии и функциям клановых структур. Своеобразное политическое и социальное развитие династии Тайбугидов на протяжении XV века позволяет отождествить данную группу с коническим кланом³. М. Салинз определяет подобную структуру как «экзогамную, внутренне стратифицированную, однолинейную генеалогическую группу. Расстояние от старшей линии потомков общего предка служит критерием стратификации» [Куббель, 1988, с.122]. Иными словами, центральная линия генеалогической группы является старшей, имеет больше функций и прав. Л. Е. Куббель отмечает, что конический клан более характерен для стратифицированного общества, в котором идет процесс формирования потестарных структур как будущего прообраза государственной власти, где большую роль играют такие понятия как ранг и статус [Куббель, 1988, с.122-123]. При этом структура конического клана в чем-то схожа с такой формой политической власти как вождество, на что обращает внимание [107] Л. С. Васильев, указывая при этом, что критерием иерархии «является генеалогическая удаленность от главной линии старшего лидера, которая определяет ранг, старшинство, должность и авторитет».[Васильев, 1983, с.32]. Суммируя сказанное, отметим, что старшая генеалогическая группа сакрализует образ первопредка, на что указывает и связь конического клана с вождеством. Между тем, центральная линия родства определяется рангом и статусом, которые представляют собой механизм властных отношений.

Центральная генеалогическая линия династии Тайбугидов, фиксируемая в Сибирских летописях («Жит же Тайбуга во граде (сем) много лет: ту и умре.(По нем же) княжил сын его Ходжа, по нем Ходжин сын Мар. (Маровы дети Адер и) Ябалак. Князь же Мар женат был на сестре казанского царя Упака. (Сей же казанский царь) Упак зятя своего Мара уби и градом облада, и владе много лет. Маровы же дети Ядер и Ябалак умре своей смертью. По сем Ядеров сын Мамет казанского царя уби Упака и град свой Чингиден разруши, и отиде оттуду внутрь Сибирския земли, и постави себе град на реке Иртише, и назва его град Сибирь, сий рече начальний. И живише в нем царь лета многа и умре. И оттоле (пресечеся) царство на реце (Ишиме)» [ПСРЛ, 1986, Т.36, с.46-47] явилась механизмом институционализации власти в будущем государстве Тайбугидов в конце XV века, на что может указывать уже упомянутое повышение социального статуса буркутов-Тайбугидов путем династических браков с Ибак-ханом и Абу-л-Хайр-ханом, выделение собственного домена в Кызыл-Туре и последующего создания постестарных структур, имевших государствообразующие функции, что в итоге привело к осознанию собственной независимости и проведению агрессивной внешней политики.

Изменение социального статуса также можно проследить и путем создания собственной мифической генеалогии, указывающей степень близости к мифическому главе рода. С этим утверждением согласуется высказывание П. Киркофа, который отмечал, что в коническом клане социальный статус его членов определяется степенью генеалогической близости к родоначальнику [Дрэгеп, 1986, с.64]. Формирование понятия генеалогии как идеологического инструмента также можно считать как один из механизмов институционализации власти и прав на политическую власть. Все это в итоге привело к появлению нового государства и к определению его политического ранга.

[108] Имеются и определенные сложности с внедрением термина «конический клан», связанные прежде всего, с недостаточным изучением клановых структур вообще, терминологии и функциональной принадлежности в частности. Невыясненным представляется механизм социальной трансформации клановых структур. Если клан фактически равен роду или родоплеменной структуре, на что указывал И. М. Миргалеев при анализе эволюции клановых структур после реформ Чингисхана [Миргалеев, 2010, с.133-134], а также представляет собой достаточно стабильную социальную единицу, то конический клан во многом схож с процессами государствообразования, формированием потестарных структур, являющихся уникальным явлением для эволюции социально-политической структуры государства. Все это означает, что анализ социальных структур какого-либо политического объединения (в частности, среди тюрко-татарских государств) должен быть изучен как в сравнительно-историческом аспекте, так и с анализом локальных особенностей.

Предлагаемая гипотеза, конечно же, не является окончательной, однако она представляет собой попытку разобраться в некоторых особенностях социальных структур позднезолотоордынских тюрко-татарских государств на примере социальной эволюции клана буркут, сумевшего при помощи указанных политических, династических и военных механизмов создать собственную независимую династию с доменом и сформировать некоторый прообраз вождества. Справедливости ради стоит отметить, что процессы формирования политических структур сибирских государств (в том числе Искерского княжества Тайбугидов) выходят за рамки данной статьи и требуют пристального изучения.

Кратко рассмотрев в данной статье особенности истории клана буркут, так или иначе отождествляемого с местной сибирской династией Тайбугидов, можно выделить несколько ключевых моментов.

Во-первых, клановые структуры играли важную роль в социальной истории ряда позднезолотоордынских государств, однако происхождение и эволюция кланов, их место в составе Монгольской империи, Золотой Орды, государства Хулагуидов и др., а также их роль в политической системе и государственном управлении вышеуказанных государств требует дальнейшего изучения. Важным представляется анализ терминологии и функционального наполнения клановых структур, показ социальной эволюции кланов.

[109] Во-вторых, рассмотренный нами клан буркут на протяжении практически всего XV века был важным звеном в социальной истории наследственных династов улуса Шибана, который выполнял различные военно-административные функции: управление городской инфраструктурой, внешняя политика, духовная жизнь, активное участие в военных походах. Критерием власти для клана данного времени явились ранг и статус, которые опосредовались династическими браками с Чингизидами.

В-третьих, социальная эволюция клана буркут и связанное с ним «превращение» в княжескую династию Тайбугидов являет собой сложный механизм развития, сопровождающегося обретением относительно самостоятельной территории с последующим образованием потестарных структур и институционализации власти. Эти факты, очевидно, в более позднее время, приводят к формированию собственной идеологии путем создания соответствующей генеалогии, представители которой пытались определить политический статус Тайбугидов среди соседних государств, правителями в которых были потомки Чингисхана. При этом неким «промежуточным звеном» может выступать конический клан как локальный процесс социального развития.

Примечания

1. Самарканди сообщает о двух походах узбеков к Хорезму – 834 г.х. (19 IX 1430 – 8 IX 1431) и 839 г.х. (27 VII 1435 – 15 VII 1436), причем имя Абу-л-Хайр-хана фиксируется во втором походе (СМИЗО, Т.II, с.198-199). Гаффари также сообщает о походе на Хорезм в 834 г.х., упоминая при этом, что наступление возглавил «Мухаммед-султан, сын Тимур-хана, сына Кутлуг-Тимура» (СМИЗО, Т.II, с.212), т.е. Кучук-Мухаммед.

2. Этот факт Ж. М. Сабитов и И. В. Зайцев объясняют как анахронизм, имевший место в сочинении Масуда Кухистани.

3. В данном случае дополнительной трудностью для подобного отождествляется являются следующая линия социальной эволюции: клан – конический клан – княжеская династия. Временные рамки, политические и иные условия для процессов трансформации нуждаются в тщательном анализе.

Список источников и литературы

1. Ахмедов Б. А. Государство кочевых узбеков. – М.: Изд-во «Наука, 1965 – 194 с.

2. Васильев Л. С. Проблемы генезиса Китайского государства. – М.: Наука, 1983. – 327 с.

3. Данченко Е. М. К характеристике историко-культурной ситуации в Среднем Прииртышье на рубеже раннего железного века и средневековья // Проблемы бакальской культуры. Материалы научно-практического семинара по проблемам бакальской культуры (г.Шадринск, 5-6 ноября 2007 г.) / С.Г. Боталов [ред.]. – Челябинск: ООО «Цикр» «Рифей», 2008. – С.45-60.

4. Дрэгеп Л. Клан // Свод этнографических понятий и терминов. Вып.1. Социально-экономические отношения и соционормативная культура / Ю.В. Бромлей [отв. ред.]. - М.: Наука, 1986.

5. Зайцев И. В. Астраханское ханство. – М.: Вост.лит., 2006. – 303 с.

6. Иванич М. «Дафтар-и Чингиз-наме» как источник по истории кочевых обществ // Источниковедение истории Улуса Джучи (Золотой Орды). От Калки до Астрахани. 1223-1556. – Казань: АН РТ, 2001. – С.314-328.

7. Ислам на краю света. История ислама в Западной Сибири: [в 3 т]. – Т.1: источники и историография / А. П. Ярков [ред.]. – Тюмень: РИФ «Колесо», 2007. – 418 с.

8. [110] Исхаков Д.М. Введение в историю Сибирского ханства. Очерки. – Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2006. – 196 с.

9. Исхаков Д. М, Измайлов И. Л. Этнополитическая история татар (III - середина XVI вв.). -Казанъ: РИЦ «Школа», 2007. – 356 с.

10. Исхаков Д. М. Кланы и их роль в социально-политическом устройстве Улуса Джучи // Исторические очерки. – Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2009. – С. 24-57.

11. Исхаков Д.М. Новые данные о клановой принадлежности «Сибирских князей» Тайбугидов // Золотоордынская цивилизация. Вып.2 / И. М. Миргалеев [отв. ред.]. - Казань: Изд. «Фэн» АН РТ, 2009. – С. 117-120.

12. Исхаков Д. М. О клановом составе первоначального удела Шибана // Золотоордынское наследие. Материалы Международной научной конференции «Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды (XIII-XV вв.). 17 марта 2009 г. Вып.1 / И. М. Миргалеев [отв. ред.]. - Казань: Изд. «Фэн», АН РТ, 2009. – С. 24-30.

13. Кляшторный С. Г., Султанов Т. И. Казахстан. Летопись трех тысячелетий. – Алма-Ата. «Руан», 1992. – 378 с.

14. Куббель Л. Е. Очерки потестарно-политической этнографии. - М.: Наука, 1988. – 272 с.

15. Ламажаа Ч. К. Клановость в политической жизни регионов России // Знание. Понимание. Умение. 2007. - № 3. – С. 133-147.

16. Ламажаа Ч. К. Клан: понятие в социальных науках // Знание. Понимание. Умение. 2008. № 2. - С. 121-130.

17. Маслюженко Д. Н. Этнополитическая история лесостепного Притоболья в средние века. – Курган: Издательство Курганского гос.ун-та, 2008. – 168 с.

18. Маслюженко Д. Н. Сибирская княжеская династия Тайбугидов: истоки формирования и мифологизация генеалогии // Средневековые тюрко-татарские государства. Сборник статей. / Б. Р. Рахимзянов [отв. ред.]. Вып.2. – Казань: Изд-во «Ихлас», 2010. – С.9-21.

19. Маслюженко Д. Н. Ханы Махмуд-Ходжа и Хаджи-Мухаммед, или «Улус Шибана» в первой четверти XV в. // Вопросы истории и археологии средневековых кочевников и Золотой Орды: сборник научных статей, посвященных памяти В. П.Костюкова / Д. В. Марыксин, Д. В. Васильев [отв. ред. и сост.] – Астрахань: Астраханский государственный университет, Издательский дом «Астраханский университет», 2011. – С.88-101.

20. Материалы по истории казахских ханств XV-XVIII веков (Извлечения из персидских и тюркских сочинений) / Б. Сулейменов (отв. ред.). Алма-Ата. Наука. 1969. – 655 с.

21. Миргалеев И. М. К вопросу о клановой системе в золотоордынском государстве // Исторические судьбы народов Поволжья и Приуралья. Сб. статей. Вып. 1 / Р. С. Хакимов, И. К. Загидуллин [отв. ред. и сост.] – Казань: Институт истории им. Ш.Марджани АН РТ, 2010. – С.132-136.

22. [111] Мустакимов И. А. Владения Шибана и Шибанидов в XIII-XV вв. по данным некоторых арабографических источников // Средневековые тюрко-татарские государства. Сборник статей. Вып.2 / Б.Р. Рахимзянов [отв. ред.] – Казань: Изд-во «Ихлас», 2010. – С.21-32.

23. Негри А. Извлечения из турецкой рукописи Общества, содержащей историю крымских ханов // Записки Одесского Общества Истории и Древностей. Том I. – Одесса, 1844. – С.379-392.

24. Нестеров А. Г. Государства Шейбанидов и Тайбугидов в Западной Сибири в XIV – XVII вв.: археология и история. Автореф.дисс….канд.ист.наук. – М., 1988. – 20 с.

25. ПСРЛ. Т. 36. Сибирские летописи. Ч. 1. Группа Есиповской летописи. - М., 1987. – 383 с.

26. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Том I. Кн.1. - М.:-Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1952. – 222 с.

27. Сабитов Ж. М. Тарихи Абулхаир-хани как источник по истории ханства Абулхаир-хана // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. – Уральск, 2009. - №2. – С.166-180.

28. Сабитов Ж. М. Тайбугиды в ханстве Абулхаир-хана // Средневековые тюрко-татарские государства. Сборник статей. Вып.2 / Б. Р. Рахимзянов [отв. ред.] – Казань: Изд-во «Ихлас», 2010. – С.32-36.

29. Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. – Саранск: Мордовское книжное издательство, 1960. – 279 с.

30. Таварих-и гузида Нусрат-наме / Исследование, критический текст, аннот.оглавление и табл. сводных оглавлений канд. фил. наук. А. М. Акрамова. – Ташкент: Изд-во «Фэн» Узбекской ССР, 1967. – 475 с.

31. Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов. относящихся к истории Золотой Орды. Том II. Извлечения из персидских сочинений / П. П. Иванов [отв. ред.] - М.:-Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1941. – 307 с.

32. Трепавлов В. В. Сибирский хан (?) Али // История, экономика и культура средневековых тюрко-татарских государств Западной Сибири. Материалы международной конференции г. Курган, 21-22 апреля 2011 года / Д. Н. Маслюженко, С. Ф. Татауров [отв. ред.]. – Курган: Изд-во Курганского гос.ун-та, 2011. – 136 с.

33. Файзрахманов Г. Л. История татар Западной Сибири: с древнейших времен до начала XX века. – Казань: Татарское книжное издательство. – 2007. – 431 с.

34. Шамильоглу Ю. «Карачи беи» поздней Золотой Орды: заметки по организации монгольской мировой истории // Из истории Золотой Орды. - Казань, 1993. – С. 44-60.